Маркус перекинулся в волка и побежал прочь.
Вэйн повернулся к нему.
— Зачем ты это делаешь?
— Что именно?
— Отталкиваешь каждого, с кем знаком? Хоть раз можешь держать рот на замке?
Фанг пожал плечами.
— Я мастер в этом.
— Мне бы очень хотелось, чтобы именно в этом ты престал быть мастером.
Фанг раздраженно вздохнул, услышав старую и неприятную тему, начавшуюся лет триста назад. Он был не тем волком, который покорно смирится. Хотя, в последнее время, он стал больше уступать в спорах, чем сопротивляться.
— Гладить его против шерсти — это единственный выход. Перестань ворчать, как старуха. — Он повернулся и направился к окраине лагеря, где Аня жила со своим мужем Орианом. Фангу всегда приходилось держать язык за зубами в их присутствии. Он ненавидел волка, которого Мойры выбрали для его сестры. Она заслуживала гораздо лучшего, чем этот недоумок, но, к сожалению, это было не ему решать. Мойры выбирали им партнера, а они могли либо подчиниться, либо мужчина будет жить остаток жизни импотентом, а женщина будет бесплодна. Чтобы спасти их вид, многие подчинялись, каким бы ужасным не был партнер, которого выбрали Мойры. В случае с его родителями, его мать отказалась, отец остался импотентом, и был постоянно взбешен. Не то, чтобы Фанг винил своего отца за это. Он бы тоже был невыносимым, если бы ему предстояло прожить века без секса. Но это было единственное, в чем он понимал отца. В остальном этот волк был полной загадкой для него.
К счастью, Аниного супруга не было с ней. Аня лежала на траве в лучах заходящего солнца, ее глаза были едва приоткрыты, а легкий ветер ворошил ее мягкий белый мех. Ее живот раздулся, и он мог увидеть, как щенки двигались внутри. Это выглядело ужасно, но он бы никогда не обидел бы ее, сказав ей это.
— Вы вернулись.
Он улыбнулся, услышав ее нежный голос.
— Мы и… — он протянул ей пакет. Она сразу же встала и подбежала к нему.
— Что ты принес? — Она понюхала пакет, как будто старалась увидеть сквозь него. Фанг сел и открыл пакет, чтобы посмотреть, что Эйми им положила. В этот момент его сердце забилось быстрее. Она положила два стейка, пахлаву, бенье и печенье. На дне лежала небольшая записка. Он вытащил печенье и протянул Ане, и стал читать ровный почерк Эйми.
«Я очень ценю то, что ты сделал, и надеюсь, что твоей сестре понравиться угощение. Таких братьев, как ты, надо ценить всегда. Если тебе когда-нибудь захочется стейка, ты знаешь, где мы находимся».
Он не понял, почему такое короткое и безобидное сообщение тронуло его, но это так и было. Он не смог сдержать улыбку, когда ее образ всплыл в его голове.
Прекрати терять голову.
С ним что-то определенно было не так. Может, ему надо было сходить на прием к одному из животных психиатров или что-то в этом роде? Или Вэйн должен был дать ему хороший пинок под зад?
— Я чувствую запах медведя?
Он засунул записку в карман:
— Это от работников из Санктуария.
Она потрясла головой и чихнула.
— Буэ, неужели они могут вонять еще хуже?
Фанг не мог согласиться. Он не чувствовал медведей, он чувствовал Эйми, и это был восхитительный аромат.
— Они, наверное, думают про нас тоже самое.
Аня остановилась, чтобы посмотреть на него.
— Что ты сказал?
Фанг откашлялся, когда осознал, что это было не в его характере защищать другой вид.
— Ничего.
Она облизала его пальцы, когда он положил ей в рот еще печенья. Тень упала на них. Посмотрев вверх, он увидел, стоящего там сурово нахмуренного Вэйна.
— Разве это не должен делать для нее ее супруг?
Фанг пожал плечами:
— Он всегда был эгоистичным мудаком.
Аня укусила его за пальцы.
— Осторожнее, брат, ты говоришь об отце моих щенков.
Фанг глумился над ее защитным тоном.
— Он тот, кого выбрали три психованные суки, которые — ой! — он подпрыгнул, когда Аня вонзила зубы глубоко в его руку. Он выругался, когда увидел кровь, которая капала из раны.
Она сузила глаза.
— Еще раз, он мой муж и ты будешь уважать его.
Вейн дал ему подзатыльник.
— Мальчик, неужели ты никогда не научишься?
Фанг прикусил язык, чтобы не послать их обоих. Он ненавидел, что они с ним обращались, как с психически неуравновешенным дальним родственником. Как будто его мнение не имело значения. Каждый раз, когда он открывал рот, чтобы что-нибудь сказать, кто-то из них велел ему заткнуться.
Если честно, он уже устал от такого обращения. Все они видели в нем только мышцы, в которых нуждались. Заряженное ружье, готовое выстрелить во врага. Все остальное время он должен был сидеть в коробочке: ненавязчивый и полный молчания.