И он неистово рвался в Россию.
Для отъезда мы должны были собраться в Берне.
Из Женевы мы, пять или шесть человек, отправились в Берн. Среди нас было двое грузин: Миха Цхакая и автор этих строк.
Решение было принято быстро. Мы должны были приготовиться к отъезду в течение одного дня. Я попрощался с товарищами, знакомыми, улицами и окрестностями Женевы, университетом, с моей доброй хозяйкой…
Открывались новые горизонты, новая перспектива…
На вокзал прибыло много провожающих; один из них дал нам красный шелковый платок. Мы прикрепили его к палке и вывесили в окне вагона.
Мы с улыбкой глядели на провожающих из окна; чувствовалось, что многие из них завидуют нам, сочувствуют нашей решимости… Поезд тронулся…
«Ура! — стали кричать провожающие и, махая платками и шапками, пошли рядом с поездом.
Было десять часов вечера, когда мы прибыли в Берн. На другой день мы долны были выехать из Берна. И в ту ночь я не видел Ленина. Он совещался конспиративно с местными партийными товарищами. Мы разместились в гостинице.
Миха Цхакая и я сняли одни номер. Перед тем, как мы легли спать, один из служащих гостиницы принес бумагу, в которую надлежало вписать нашу фамилию, имя и профессию.
Миха, как старый партийный работник, привыкший к конспирации, спрашивает меня:
— Что ты делаешь? Пишешь свою настоящую фамилию?
— А что же мне делать? — ответил я с удивлением.
— Ну, ладно! Пиши, пиши! Такой‑то журналист, но не пиши, что возвращаемся в Россию. Это не нужно…
Ладно, так и сделаю — согласился я.
Когда служащий ушел. Миха сказал мне:
— Вообще не нужно, чтобы знали — кто мы, куда едем…
Мы прилегли на свои кровати, но нам не спалось. Нервничали, курили.
Утром узнали, что в 12 часов мы должны собраться на вокзале и что там увидим Ленина.
В назначенное время мы прибыли на вокзал. Большая часть товарищей уже оказалась на месте. Одна группа стояла возле багажа. Мы присоединились к ней. Там была и супруга Ленина — Крупская.
Ленина все еще не было. Местные товарищи всячески помогали нам: взяли для нас билеты, сдали наши вещи в багаж.
Вскоре вместе с другими товарищами прибыл и Ленин.
Я и раньше много раз видел его, но он никогда не был так возбужден. Ленин пожал руку каждому из нас, вспомнил — кого и когда встречал раньше, но особенно тепло приветствовал он Миха Цхакая.
Тем временем подошел поезд. Взяв свои чемоданы, мы устремились к вагону. Провожающих и здесь было много.
Прибывшие из Женевы смешались с бернскими товарищами и знакомились друг с другом. Мы глядели из окон на швейцарские холмы и навсегда прощались с ними.
От бернских товарищей мы узнали следующее: из Женевы Ленин получил телеграмму, и которой одна группа товарищей сообщала ему и своем решении присоединиться к уезжающим и просила его подождать с отъездом два дня. Но. Ленин не согласился, заявив, что в конце концов все придут к такому же решению, а у нас нет времени дожидаться всех.
Впоследствии так и произошло, и вся эмиграция тем же путем вернулась в Россию.
Когда мы прибыли на швейцарскую границу и таможенные чиновники начали осмотр нашего багажа, мы были удивлены — их отношение к нам было явно враждебным. Придирались ко всяким пустякам.
Они отняли у нас много сьестных припасов, которые мы закупили на дорогу, а также много других вещей.
Вступив на германскую территорию, мы сошли с поезда, взяв с собой все вещи. Чиновники вокзала, чинно выстроившись в шеренгу, препроводили нас в одну комнату.
День клонился к вечеру. Вскоре пришел и поезд. Оказалось. что специально для нас был прицеплен мягкий вагон, в котором мы все и разместились, проехав всю территорию Германии в запертом вагоне.
Наш поезд не останавливался ни на одной станции, лишь в Берлине простояли чуть ли не целый день.
Мы смотрели на вокзал, куда уже не так часто приходили и уходили поезда, как это было раньше.
Нам очень надоело пребывание в запертом вагоне и когда мы на границе Германии пересели на пароход, направлявшийся в Швецию. — то вздохнули свободно и стали прогуливаться по палубе корабля, радуясь и улыбаясь.
Пароход был грузовой и на его палубе в два ряда стояли товарные вагоны. Кроме нас — других пассажиров не было
Мы рассеялись на палубе и всматривались вдаль.
Молодежь собралась в кружок и затянула революционную песню. Стоявший в центре молодой человек с горящим взором по окончении одной песни начинал другую, а остальные подпевали ему. После Марсельезы пели Карманьолу, после Карманьолы — Интернационал и другие революционные песни.