2.13. По обозначенному коридору.
В Ленинграде шел мокрый снег с дождем, такой же, как в Сочи. Но воздух был другой - с пронизывающим ветром и нудной моросью. Пахло бензином, гарью и еще чем-то, похожим на запах пыли от проржавевшего железа.
Перед посадкой они условились встретиться у служебного выхода в южном крыле аэропорта, и Горлов без дела слонялся по залам, пока не вспомнил, что надо позвонить домой.
– Слава Богу! Наконец-то, - услышав его, с облегчением вздохнула Нина, и по ее голосу он понял, как она рада. - У нас все в порядке, только Маша простужена, сегодня в школу не пошла. Тебе никто не звонил, кроме Лахарева, и еще кто-то с работы - я записала. Да, чуть не забыла! Рубашкин - несколько раз. Отчаянно добивался, куда ты уехал…
– Когда? Когда Рубашкин звонил? - закричал Горлов.
– Через день после твоего отъезда и совсем недавно, чуть ли не вчера.
– Он ничего не просил передать?
– Нет, было плохо слышно, мне показалось, он звонил издалека, по междугородней. Ты скоро приедешь?
– Я сумку сдал сдуру, теперь придется ждать, пока багаж разгрузят и привезут. Час ждать - не меньше. Порядки в "Аэрофлоте" еще те! - соврал Горлов.
– Можешь не торопиться, я сейчас пирог поставлю. Никитка услышал и закапризничал, просит с капустой.
Горлов вспомнил, что в Адлере проходил мимо лотка с мандаринами и спелой айвой, но почему-то в голову не пришло купить.
"Может быть, успею на рынок, скажу, что с юга", - решил он, нащупав в кармане толстую пачку десятирублевок.
Спустившись из переполненного людьми зала вылета, Горлов вышел к стоянке такси. Очередь за машинами скопилась часа на два, в толпе ожесточенно ругались.
Он поднялся на верхний пандус и подошел к только что освободившейся "Волге" - водитель еще не успел зажечь зеленый огонек.
– Выручай, командир! Надо!
– Посадка только на стоянке. Здесь не могу, диспетчер увидит - хана, - равнодушно ответил шофер и щелчком выбросил недокуренную сигарету.
Горлов просунул в приоткрытое окошко сложенные трубочкой двадцать рублей.
– Отъезжай, я внизу сяду, где темно, - сказал Горлов и, почувствовав, как выскальзывают из пальцев десятки, быстро пошел вниз. Машина фыркнула мотором и медленно поехала вслед.
– Куда ехать? - спросил таксист, едва Горлов захлопнул дверцу.
– Из конца в конец, - пожалев, что не догадался заранее спросить у Ларисы, ответил Горлов.
– Из этого конца в тот - полтинник, а с того в этот - весь стольник! - рассудительно сказал шофер. - А что прежде дал - уже списано согласно договоренности!
– Да, где же такие цены? Гадство! - возмутился Горлов.
– Так говорят, что скоро у нас рыночная, понимаешь ли, экономика. Куда ж деваться? Слесарне дай, на мойке отстегни, мастера не забудь, а под гаишника влететь - совсем беда. А ведь еще и план - как закон. Из собственного кармана вынь, но на план положь!
Они объехали вокруг темной привокзальной площади и вернулись к зданию аэропорта. Когда проезжали мимо стоянки, почти под колеса бросилось несколько человек. Мужчина со зло перекошенным лицом что-то кричал, пытаясь на ходу открыть дверцу, предусмотрительно запертую шофером. Горлов испугался, что разобьют стекла или перевернут машину, но они, благополучно проехали мимо и остановились напротив калитки служебного входа.
Ждать пришлось недолго. Лариса успела переодеться. На ней было длинное пальто из мягкой, облегающей кожи, непокрытые волосы блестели от капелек дождя.
– Обычно я езжу на работу в форме, а в этот раз будто знала, что встречу тебя, - заметив Горлова, она едва заметно улыбнулась.
"Какая разница?" - подумал Горлов, но спросил, куда ехать.
– Сперва довезем тебя! - неожиданно резко ответила Лариса и заметив, что он собрался возразить, добавила: "Очень прошу - не спорь. Мне так легче".
Перед тем, как сесть в машину, она обернулась назад.
– Подожди, пока самолет взлетит. Есть такая примета: пожелать благополучной посадки, когда машина отрывается от полосы.
Рев реактивных двигателей разодрал тишину и шелест дождя по асфальту.
– Это - "Ту-134" по прозвищу "свисток". Прислушайся: он на взлете свистит, - сказала она, глядя, как исчезают во влажной темноте мигающие бортовые огни.
– Я так тебя люблю, ты просто не представляешь, что со мной сделал, - сказала она и откинулась на спинку сиденья. - А теперь поедем.
– После того, как встретил тебя в Москве, я уже не надеялся снова увидеть. Ты была такой…, такой недосягаемой и красивой, как Полярная Звезда в летнем небе, - говорил он, обнимая ее за плечи.
– Я вообще о тебе не думала. Было что-то неосязаемое, какое-то ощущение - женщины это чувствуют. Но это было не о тебе - как девичьи грезы, непонятно о ком.
– Я знаю, о чем ты говоришь, - сказал Горлов.
– Нет! Мужчины иначе все воспринимают, ты не можешь понять…
– Ты не права, - Горлов выбросил сигарету и, притянув ее к себе, поцеловал, едва касаясь.
Ее губы остались неподвижными; в них не было теплоты и мягкости - они не открылись навстречу, но все же, - он это чувствовал, - отвечали на его поцелуй.
Отодвинувшись, Лариса смотрела на него широко раскрытыми глазами - в них вспыхивали, отражаясь, огоньки встречных машин.
– У нас в эскадрилье все просто с ума сошли на сексе. На всех ночевках кто-то с кем-то спит, иногда меняются партнерами, а в полете девчонки перемывают мужикам косточки. А я не могу, мне от этого противно до тошноты.
– Ты часто изменяла мужу? - спросил Горлов.
– Это нечестный вопрос! Я ведь не спрашиваю, как ты относишься к своей жене.
– Но я спрашиваю, - настаивал Горлов. Ему вдруг показалось это очень важным.
– Ты хочешь сказать, что тебе небезразлично?
– Точно не знаю. В ресторане ты очень хорошо сказала… вспомнил, именно так: "Тебя я за плечи возьму, я сам не знаю - что к чему!" Хотя, нет. Сейчас я точно знаю одно - я хочу тебя! Боюсь, ты смутишься, если рассказывать подробно. Но теперь вижу, что это случилось, как только тебя увидел - тогда, в первый раз!
– Боренька! - прошептала она. - Боренька! Никогда не говори мне ничего пошлого и ненужного. Я цепенею от лжи и гадости. И ни о чем сейчас не спрашивай. Я сама тебя найду, когда буду готова, когда переживу… Если бы ты знал, как тяжело тебя отпускать!
Он почувствовал, что она вот-вот заплачет, и погладил ее по волосам.