— Прекрасно выглядишь, дорогая! — проговорил по-немецки Карл Фойт, что случалось с ним лишь в минуты сильного волнения. — Твоя мама гордилась бы тобой.
Кейт, одетая в голубое шелковое платье до щиколоток, сшитое при помощи Керри, посмотрела на фотографию в серебряной рамочке, вот уже шестнадцать лет стоявшую на камине. Глаза мамы светились молодым задором и любовью. Из жизни она ушла внезапно и преждевременно. Гордилась бы она своей дочерью? Кейт хотелось в это верить. Она и раньше задавалась вопросом, как отнеслась бы мама к тем или иным событиям, например, к рождению у своей незамужней дочери сначала Мэтью, а потом Луки. Несколько минут Кейт молча смотрела матери в глаза, словно бы пытаясь угадать, одобряет ли она ее. Потом ее взгляд переместился на карточку в такой же серебряной рамке, стоявшую рядом с маминой.
Тоби был запечатлен на ней в возрасте двадцати трех лет. Одетый в отороченную овчиной летную куртку, он беспечно улыбался, стоя возле своего «спитфайера». Прядь белокурых волос упала на его широкий лоб. Спустя две недели его самолет сбили, и пляжи Дюнкерка, над которыми развернулся воздушный бой, стали для Тоби могилой. Он погиб, прикрывая с воздуха отступающие британские войска.
Кейт любила Тоби и в определенном, вполне понятном Леону смысле продолжала любить его поныне. Но эта первая, девичья любовь не расцвела так пышно, как ее зрелая любовь к Леону — к нему Кейт намертво прикипела и телом, и душой. Из-за своего цвета кожи Леон всегда был белой вороной. И судьбе было угодно свести его в мрачные военные годы с такой же неудачницей, как и он. Кейт подверглась остракизму из-за отца-немца и чувствовала себя в обществе уязвимой и одинокой. Стоило ей вспомнить ту суровую пору, когда им с Леоном приходилось противостоять всеобщей враждебности и подозрительности, и у нее по спине пробегал холодок. Испытания сплавили их в одно целое. Они оба прекрасно понимали, какое мужество нужно человеку, чтобы научиться невозмутимо сносить оскорбления и нападки, сколько терпения требуется, чтобы постоянно носить маску безразличия, скрывающую гнев и боль. И вот наконец они станут мужем и женой, с честью преодолев все испытания, выпавшие на их долю.
Кейт отвернулась от фотографий и, взяв букет желтых роз, с безмятежной улыбкой промолвила:
— Я готова, папа! Готова, как никогда! Веди меня к алтарю.
Карл Фойт гордо выпятил грудь и позволил дочери взять его под руку.
Вступая в храм Святого Марка, Кейт улавливала за размеренными звуками «Свадебного марша» восхищенные возгласы своих друзей. Платье цвета лаванды подчеркивало голубизну ее широко посаженных глаз, опушенных густыми ресницами. На голове у нее была не фата, а шляпа с маленькой тульей и широкими полями, украшенная ярко-желтыми розовыми бутонами и выглядевшая чрезвычайно элегантно.
Керри, исполнявшая роль посаженой матери, облачилась в незатейливое летнее цветастое платье. В руке она сжимала букет желтых роз. Дейзи, единственная маленькая подружка невесты, щеголяла в пышном бело-голубом наряде принцессы с многочисленными оборочками и кружевными гофрированными манжетами. Ее прямые черные волосы перехватывала белая атласная лента, точно такой же был перевязан и ее букетик ярко-желтых роз.
Наконец Кейт встала рядом с Леоном. Стихли звуки органа, на котором играла Рут Фэрберн, Боб Джайлс взглянул на невесту и жениха и улыбнулся. Это была первая свадьба на площади Магнолий после капитуляции Германии. За ней вскоре должно было последовать бракосочетание Чарли и Гарриетты, а еще через некоторое время собирался снова жениться и сам викарий. Военные действия на Дальнем Востоке, судя по всему, близились к концу. Все это вселяло в сердца людей надежду. А молодая пара, стоявшая напротив Боба Джайлса, рассчитывала наконец-то обрести счастье.
— Дорогие прихожане! — начал свою речь викарий, обращаясь ко всем пришедшим в храм. — Сегодня брачные узы соединят этого мужчину и эту женщину…
Эллен Пирс крепко сцепила руки в нитяных перчатках. Кейт, с ее тяжелой пшенично-золотистой косой, уложенной в изящное кольцо на затылке, выглядела великолепно.
Своей красотой она была обязана не Карлу, лысеющему интеллигенту с доброй улыбкой и мудрыми близорукими глазами, а матери. Может быть, Карл потому до сих пор и не попросил ее руки, с болью в сердце подумала Эллен, что он все еще любит свою покойную супругу? По сравнению с ней, чем-то похожей на Грету Гарбо, Эллен выглядела обыкновенной робкой женщиной, не отличающейся ни острым умом, ни редкой красотой. Насколько заманчива для Карла перспектива увидеть ее в роли своей жены?
— Третье предназначение супружества, — говорил меж тем викарий Боб Джайлс, — согласие, взаимная помощь и сочувствие. Мужчине и женщине надлежит заботиться друг о друге как в богатстве, так и в бедности и не разлучаться ни в радости, ни в горе. Перед тем как соединить этих двух людей в священном брачном союзе, предлагаю всякому, кто может указать объективную причину, препятствующую этому браку, назвать ее сейчас же, ибо потом ему следует навсегда запечатать свои уста.
В храме воцарилась абсолютная тишина. Лишь Уилфред Шарки позволил себе нарушить ее покашливанием, что было воспринято многими как непристойное поведение. Но Эллен не обратила внимания на скверную выходку Уилфреда. В ее ушах еще звучали слова викария о предназначении брака — сочувствие, взаимная помощь и согласие между мужчиной и женщиной. Именно такие отношения она мечтала поддерживать с Карлом Фойтом. Он долгое время вел одинокую, замкнутую жизнь и поэтому нуждался прежде всего в ее участии и дружбе.
— Я прошу и призываю вас обоих, — говорил викарий, обращаясь уже к Кейт и Леону, — ответить мне, как придется ответить каждому из нас в день Страшного суда, когда раскроются все сокровенные тайны, не известны ли кому-то из вас обстоятельства, препятствующие соединению вас в законном браке. И если таковые имеются, лучше покайтесь…
Дружбе Эллен с Карлом способствовало счастливое стечение обстоятельств, было это в начале 1940 года. Тогда Кейт работала секретарем в компании, где Эллен возглавляла отдел кадров. Они вскоре подружились, и девушка поведала старшей подруге, что ее отца интернировали. Эллен стала переписываться с Карлом. Ее письма рассеивали его одиночество и тоску и послужили крепкой основой их дальнейших отношений.
— Желаешь ли ты взять эту женщину в жены? — спрашивал тем временем викарий у жениха. — Хочешь ли жить вместе с ней по законам, ниспосланным нам Богом, в священном супружестве? Обещаешь ли любить и лелеять ее, беречь ее и заботиться о ней как в болезни, так и в здравии? Клянешься ли хранить ей верность до тех пор, пока оба вы будете живы?
Кристина сидела на скамье и слушала слова английского свадебного обряда впервые после собственного бракосочетания. Они с Джеком уехали после торжественной церемонии в Кент и провели первую брачную ночь в маленьком номере трактира «Белый медведь» в Брастеде. А наутро Джек отбыл в свою часть. С тех пор они не виделись. Если верить Мейвис, он должен вернуться домой в конце месяца. И вот тогда они заживут настоящей семейной жизнью.
Леон ответил викарию, настала очередь Кейт. И она спокойно и уверенно произнесла:
— Да!
Кристина нервно крутила обручальное кольцо на пальце. Почему Джек не сообщил в первую очередь ей, своей законной жене, эту важную новость? Может быть, он так и поступил, но письмо затерялось в пути? Ведь говорила же Керри, что такое частенько случалось с письмами Дэнни. Но даже если Джек и отправил ей письмо, зачем он вообще написал Мейвис? Она ведь замужняя женщина! В Кристине взыграла ревность. Неужели он намерен продолжать поддерживать с ней отношения из-за того, что произошло в их первую брачную ночь? Вернее, из-за того, что ничего не произошло?
Ей стало дурно от скверного предчувствия и обиды. Джек мог бы проявить чуткость и понять, каким тяжелым испытанием стало для нее бракосочетание не по еврейскому, а по английскому обряду, без единого родственника с ее стороны и со свинцовым грузом ужасных воспоминаний в сердце.