наших так называемых благоустроенных домах. На пищевых отходах пытаемся развивать животноводство. Мы гордо во всеуслышание заявляем, что наш дом под железной крышей и с замечательными полами — лучший в мире, что мы сбиваем ботинки, танцуя на этих полах венские вальсы под музыку Штрауса, хвастаемся, что даже лучшие в мире животноводы датчане застывают в изумлении перед нашими замечательными фермами. Толпы алчных брокеров, целая армия политиков, вкупе с гангстерами заправляющая черным рынком, — вот наша действительность. В таких условиях человек не может укрыться в своем доме, он вынужден расширять свое жизненное пространство: идти на Площадь. Политика — самое грязное, самое бестолковое место на этой Площади. За границей все иначе. Там из-под слоя грязной политики пробивается чистый родник христианства, выполняя роль ассенизатора. У них вся работа по уборке и обезвреживанию политических нечистот ложится на плечи христианской религии, и она успешно справляется со своей задачей. Если западный мир сравнить с большим городским хозяйством, можно сказать, что система канализации там работает безотказно и эффективно. Как человек, согласно закону природы, периодически очищает свой кишечник, так и политике нужно освобождаться от своих нечистот. На этот случай должны быть предусмотрены и специальная канализация, и мусороуборочные механизмы. И очень грустно смотреть на горы неубранных нечистот, которыми завалена Площадь корейской политики. Все, кому не лень, крадут цветы с общественной клумбы на этой площади, чтобы украсить свое жилище. Собственные ванные комнаты оборудуют снятыми с общественных фонтанов кранами. Полы на кухнях устилают тротуарной плиткой с ближайшей улицы. Политик в Корее перед выходом на площадь надевает черную маску, вооружается топором, прихватывает лопату и пустой мешок. Как разбойник с большой дороги. А если вдруг законопослушный прохожий встанет на пути и помешает воровать, тут как тут гангстер. Он всегда поблизости, и один удар ножа мгновенно решает проблему. Бандит знает, что может действовать безнаказанно, а кончатся деньги — он не унывает: без дела его нож не останется. На площади всегда готовы воспользоваться его услугами. Совсем ненадолго над этой многократно ограбленной, окровавленной площадью восходит черное солнце и спешит как можно скорее скрыться за домами, окрасив их потеками кровавого зарева. Это площадь кромешной тьмы, площадь наживы, вероломства и убийств. Вот что такое арена политики корейского государства. Добропорядочные люди сидят по домам, наглухо зашторив окна и накрепко заперев двери, и только изредка выбираются из дома, чтобы запастись провизией — горстью риса и пучком сушеного салата. А рынок — это уже Площадь экономики. Там вовсю идет торговля — горы краденого загромождают эту площадь. Вот мешок картофеля. Его хозяин держался за него до последней минуты, пока гангстер взмахом топора не отрубил ему руку. Вот кочан капусты со следами чьей-то крови. Вот испачканные спермой платья — они сняты с мертвых изнасилованных женщин. Здесь не в правилах развивать бизнес, собирая капитал по монетке. Не действует даже коварная капиталистическая мораль, сохраняющая хоть какие-то остатки человеческой совести. Нам милее корыстолюбие и прибыль, прибыль любой ценой. Продавец важнее покупателя. Площадь экономики Кореи окутана густым непроницаемым туманом, состоящим из смеси корысти, насилия, страха и тщеславия. Вы спросите о Площади культуры? О, там обильно цветет пустословие. В большой моде также выращивание мака. Процветают индивидуальные и массовые курсы подготовки специалистов по искусству утолять свои животные вожделения. Деятели, утомившиеся от свары на Площади политики, дружно сворачивают за угол и теплой компанией оседают в барах и кабаре, забываясь в пьяных оргиях. Здесь тратятся астрономические суммы. В лицо скрипачу, примостившемуся на возвышении у входа, бросают пачку ассигнаций, как кость голодной собаке. Здесь собирают обильный бумажный урожай балерины, как бы ненароком умело обнажающие укромные части тела в вихре пируэтов. Деньги так и сыплются к их ногам, их кошельки становятся все более увесистыми по мере роста популярности… Что касается поэтов, мастеров слова, то их упражнения в словесности приобретают форму софизмов. Теперь литература — нечто вроде психотерапии. Карман пуст, и традиционный объект вдохновения — женщина — для них стал недоступен. О критиках и говорить не стоит — самодовольные напыщенные типы, возомнившие себя товаром европейского или американского производства и от этого с презрением поносящие все отечественное. Простой народ больше не верит выкрикам с площадей и дорожит только одним — единственным прибежищем становится собственная семья. Дом стал тайником, скрывающим личную жизнь. Есть, конечно есть и такие, кто считает, что редкие лилии растут только в их доме. Девушка из интеллигентной семьи искренне восхищается своим отцом-казнокрадом: «Он отличный отец. Ничего страшного, что он не устраивает народ. Зато он умеет сохранить и защитить свое, заботится о семье. Какое нам дело до общественных интересов! У нас и своих забот полно. Нам нравится, когда наши кладовые полны. А площадь — что ж, пусть умирает.» Это и есть действительность Южной Кореи. Площадь опустела, никого нет.