Из глаз сами собой потекли слезы. Было обидно и грустно. Пусть не за собственный проступок. Пусть за отца он подвергся избиению. В этом даже есть что-то положительное. Он чувствовал это инстинктивно. Он осознал, что далекий отец где-то рядом. Отец прочно связан с Менджюном, и не только потому, что своим семенем зачал его и произвел на свет. Отец живет в соседней комнате, а люди, которые его ненавидят, не знают этого. Они взламывают входную дверь, врываются к Менджюну и вымещают свою злобу на нем. Несчастный сын несчастного отца! Высоко-высоко в поднебесье выписывает круги одинокий орел. Зачем? — знает только он. В кустах мирно щебечут птицы. Менджюн сам дивился своему спокойствию. Вроде бы надо возмущаться, роптать на несправедливость. А у него на душе полный штиль. Ему опять стало смешно, но к смеху примешивалась горечь. Он постепенно превращался в неприятную дрожь, которая, начинаясь где-то в области сердца, расползалась по всему телу, как расползается по низине клубок тумана, спустившийся с гор. Он пролежал под деревом довольно долго. Незаметно наступил вечер. Засветились электрическим светом окна домов. Зазывно мерцая в сумерках, своим дрожащим светом они напоминали протянутые руки нищих. Сейчас он уже мог бы незаметно прошмыгнуть глухими переулками, чтобы не попасться на глаза прохожим в таком неприглядном виде, но отчего-то ему не хотелось двигаться с места. Потрогал лицо. Переносица, нос и губы распухли. Облизал верхнюю губу. Чувствуется солоноватый привкус крови. А тот полицейский и сейчас, наверное, сидит у себя в участке. Почему в нем столько ненависти именно ко мне? С первого взгляда. Ведь мы раньше не встречались, он совсем не знает меня. Абсолютно неожиданное нападение. Что заставляет этого человека так относиться к нему, Менджюну, несмотря на покровительство такого уважаемого человека, как отец Еньми? Избиение при первой встрече! В чем тут дело? Или считать свой дом крепостью было ошибкой? С оглушительным треском развалилась входная дверь в его комнату, которая казалась такой надежной. Без предупреждения, без стука в нее грубо врывается целая орда злодеев, грязной обувью пачкает до блеска натертый пол, истязает его, хозяина. Есть ли от этого защита? Очевидно, кто-то что-то здесь перепутал. Либо следователь, либо сам Менджюн. Ведь каждый из них уверен, что закона не нарушает.
Через неделю Менджюн уже вторично оказался в кабинете следователя полицейского управления. На этот раз там присутствует несколько человек. Один из них сидит рядом со следователем. Бросив невнимательный взгляд на Менджюна, он спрашивает:
— Это кто?
Его угловатое лицо чем-то похоже на шахматную доску.
— Сын Ли Хендо.
— Кто такой Ли Хендо?
В разговор вступает третий в кабинете, оторвав глаза от бумаг.
— Кадровый работник Трудовой партии Кореи. Работал под непосредственным руководством Пак Хенена[2] у нас, а потом бежал на Север. Сейчас выступает против нас. Закоренелый «красный».
Тут подал голос еще один из присутствовавших:
— А, это тот, что выступает по радио от имени Демократического фронта национального объединения или как его там?
— Верно.
— И это его ублюдок?
Взрыв хохота сотрясает комнату. Низко опустив голову, Менджюн разглядывает свои ноги. В этот миг он почувствовал, как в груди впервые шевельнулось чувство симпатии, даже, может быть, любви к отцу. На прошлом допросе они были вдвоем — следователь и он. Побои и издевательства легче переносятся без свидетелей. Теперь их собралась целая компания. Он не хотел унижения перед их глазами, не хотел выглядеть жертвой так называемого следовательского дознания!
2
Организатор Коммунистической партии Кореи, активный участник вооруженной антияпонской борьбы.