Менджюну казалось, что он не вынесет пустоты города без Ынхэ, если она уедет. Он прекрасно знал, что Ынхэ абсолютно равнодушна к политике. Она могла бы приспособиться к условиям любого общества. В этом смысле она, конечно, не Роза Люксембург. У нее не было такого образования, которое позволило этой немке преодолеть страдания души и тела, да и характер у нее был другой. Менджюн нередко удивлялся ее идейному безразличию. Это ему нравилось. И не только потому, что рядом с необремененной излишними знаниями женщиной можно обрести настоящий покой. Будь его воля, с радостью поменялся бы с ней местами. И в этой женщине, которая могла существовать отдельно от волнений эпохи, Менджюн видел дар судьбы. Похоже, Господь послал ему эту женщину, отняв у нее мозги. Но если задуматься, то эти размышления о ней не были лишены некоторого лукавства. Но кто назовет ложью то, что другой человек в какое-то время считает верным? Что бы он сделал, если бы Ынхэ настаивала на своей поездке в Москву? Мысль об этом бросала его в дрожь. Когда она, рыдая, уступила ему, его радости не было предела. Он еще крепче любил ее. Если честно, на ее месте он вряд ли поступил бы так же. Выступление на сцене знаменитого московского Большого театра, увлекательное путешествие по странам Восточной Европы — такое счастье выпадает не часто и не каждому. Для артистов это так важно. Ынхэ часто забывала, что на карте мира жирной линией обозначены границы идеологических и социально-политических противостояний! «Вот было бы здорово — изучать живопись в Париже!» Балет не живопись, и совсем не обязательно учиться ему в Париже. Он знал, что балет — один из самых тщательно сохраняемых видов искусства, и что существующие ныне балетные школы были созданы еще в монархические времена. Кто знает, может Ынхэ ожидала особая судьба? Но она отказалась от мечты ради любви к нему, и он был благодарен ей за это.
Он развернул одеяло, готовясь ко сну. Под столом лежала книжка, которую недавно видел в руках Ынхэ. «Биография Розы Люксембург». Он поднял ее, перелистал, поднес к лицу. Повеяло ароматом Ынхэ. Или это кажется? Он постарался вспомнить неповторимый аромат ее тела, снова понюхал книгу. Нет, никакого запаха. Перед глазами стояли ее стройные мускулистые ноги. Они вывели его из тяжелых раздумий, когда он пришел домой разбитый и расстроенный. Ынхэ и не знает, как потрясающе соблазнительны ее ноги. Благодарность ей переполняла его. Он сделает для нее все, в долгу не останется. Он это может, он сделает. Погасил свет. Сухие ветви все так же скребут по стеклу. Сильный порывистый ветер шумел как вода на речном перекате.
В комнате тепло. Влажный воздух соприкасается со стеклом, и по нему дождевыми струями течет вода. Менджюн стоит у окна и смотрит далеко в море. На горизонте узкой лентой пролегла длинная песчаная коса. Уже почти целую неделю Менджюн находится в Вонсанском доме отдыха. Не как корреспондент, а в качестве отдыхающего. На отдых в этот лучший в республике образцовый санаторий направляли лучших из лучших передовиков производства. Как он здесь очутился, Менджюн просто не понимал. Уже потом он случайно узнал, что это устроил отец. Менджюн без возражений принимал его заботу. После того памятного собрания партгруппы с его критикой и самокритикой он выбрал для себя новую линию поведения: не плыть против течения, жить, как все, бессловесно подчиняясь воле партии. И этот печальный удел придется терпеть до последних дней жизни. Значит, надо быть выше пошлых житейских мелочей. Большому кораблю предстоит большой путь в океане. И нужно сохранить себя, не утонуть в луже житейских неурядиц.
Здание санатория некогда было частной усадьбой. После национализации его переоборудовали под санаторий. Лучше всего здесь летом, но и зимой неплохо. В разбросанных по сосновому бору коттеджах создан максимум удобств для отдыхающих. Живя в одном из них, Менджюн засыпал и просыпался под убаюкивающий шум прибоя. Неплохо в общем. Только и здесь не было покоя от надоевших, как зубная боль, разного рода политико-воспитательных бесед и коллективных «чтений», вроде зачитывания воспоминаний о героической партизанской войне против японцев. Правда, здесь этим подолгу не занимались, не то что на предприятиях, и оставалось достаточно времени для отдыха. Первое время он никак не мог привыкнуть к новым словам и выражениям, употреблявшимся здесь в общественной и повседневной жизни. Например, он долго не мог уловить смысл, который вкладывался в слово «воспитание». В Южной Корее это слово имело оттенок индивидуальный, личностный, а здесь означало нечто общественное, коллективное. Ему приходило в голову сравнение: электромотор, подсоединенный к клумбе гладиолусов для стимуляции более пышного цветения. Но слух быстро адаптируется, если часто слышать знакомое слово в непривычном контексте. Возьмем обращение «товарищ». Никогда раньше не было такого всеобщего по значению слова-обращения, которое можно было бы употреблять по отношению ко всем без исключения, независимо от социального положения, пола и возраста. «Товарищ» подходит всем. Если рассуждать философски, в действие вступил диалектический закон перехода количественных изменений в качественные.