…Глотая слезы, Тамара сидела на ковре и перечитывала письмо за письмом. «Что же вы наделали?» — все громче отдавалось в ее сердце, а пожелтевшие весточки из прошлого заставляли заново переживать давние события.
«…Скоро ты вернешься, и это мое последнее письмо. Если бы ты знал, как я хочу тебя увидеть, услышать! Счастливой дороги!
Целую. Тамара.
P S. И все-таки странная у нас с тобой получилась переписка: я задавала тебе вопросы и сама же на них отвечала. Я научилась разговаривать с тобой без тебя, и иногда мне казалось, что ты в самом деле рядом… Приезжай скорее, если это затянется на годы — я умру от тишины вокруг. И от одиночества…»
— Нет, ты представляешь? — вдруг услышала она голос Алексея. — Только успел договориться с Виктором о ремонте, он смету прикинул, материалы закупил, а мать заявляет: к зиме перееду в Москву! Столько лет уговаривал… Что с тобой? — в мгновение ока оказался он рядом с Тамарой на ковре: — Что это?
Дрожащей рукой она протянула ему конверт с последним письмом и, пока он читал, сидела, обхватив руками колени, уставившись взглядом в угол. По щекам продолжали скатываться слезинки.
— Я и не подозревал, что они сохранились, — потрясенно произнес Алексей и поднял одну из фотографий. — Мне и в голову не могло прийти… Так вот в каких письмах живет истина… — вспомнил он слова больного отца — тогда он воспринял их как бред. — А помнишь? — потянулся он за фотографией, на которой возле толстенного дерева они, молодые и счастливые, кормили с рук белок.
— Помню… — вытерев ладошкой слезы, Тамара посмотрела на фотографию. — Их в тот год много в парке бегало: снег едва сошел, и они — облезлые, худющие… Мы тогда специально на рынке орешки купили, — грустно улыбнулась она. — Но я не видела этой фотографии.
— Их Щедрин долго не печатал… Как узнал тогда про Ленку…
— Можно, я заберу ее себе? И вот эту тоже… и эту…
— Бери, они твои.
— Ой, моя любимая!
— А вот эту не отдам! — быстро перехватил он из ее руки фотографию — ту, которую много лет назад показывал родителям. — И все письма — мои.
— Чего вы на полу сидите? — появился в комнате Сергей.
— Архив разбираем, — улыбнулся Алексей.
— А мне можно посмотреть?
— Конечно! Проходи, садись, — встала с пола Тамара и обернулась к Алексею: — Ты себе представить не можешь, как он меня замучил: покажи да покажи институтские фотографии. А что показывать? Почти ничего не осталось. Все здесь.
— А почему они здесь? — склонился над снимками сын.
— Об этом пусть тебе лучше отец расскажет. А я пойду, помогу матери ужин приготовить. Четыре мужика как-никак…
…Приоткрыв глаза, Тамара поняла, что они уже под Минском.
«Ну вот и все, — вздохнула она, не торопясь убирать голову с плеча Алексея. — Какая замечательная у него мать! Пожалуй, мы бы с ней поладили… Постелила вместе… Житейская мудрость или желание подтолкнуть нас друг к другу? Если так, то ей удалось перевернуть мир… Если бы Леша не решился меня поцеловать, я, наверное, сделала бы это сама… — Почувствовав пробежавшую по телу дрожь, она снова закрыла глаза. — Как от него приятно пахнет… И как это приятно — лежать на плече любимого мужчины… А что, если мы обманули не только старенькую женщину, но и себя? — И вдруг снова кольнула мысль, разбудившая ее на рассвете. — В одну и ту же реку нельзя войти дважды. Нам есть о чем сожалеть, есть чему радоваться, но мы — взрослые люди, и хорошо понимаем: некоторые вещи невозможно забыть, тяжело простить… Где же эта площадь Согласия и в каком уголке моей души найти для нее место?.. А ведь ночью я отыскала его, не задумываясь», — вздохнула она.
Боясь пошевелиться, Алексей то смотрел на Тамарину макушку, на чуть подрагивающие ресницы под челкой, то осторожно переводил взгляд на спавшего на другом плече сына.
«Еще четверть часа — и все, мне снова придется с ними расстаться, — подумал он с горечью. — Сколько может так тянуться? Есть и сын, и любимая женщина — живи да радуйся! А чему радоваться, если я не могу видеть их каждый день, каждое утро? Сколько еще ждать? И как себя с ней вести? После такого взрыва страсти, после моих признаний — наутро снова молчание, опущенные глаза… Села в машину и сразу забилась а угол — едва ли не силой уложил ее себе на плечо… Новый «зайчик» так и стоит в гараже… И чем я так согрешил в прошлой жизни, что мне выпало любить именно ее?.. — снова посмотрел он на Тамарину макушку и улыбнулся. — Но я готов ждать хоть до скончания века! Не зря отец говорил, что все Радченко однолюбы!..»
— …Ну все, папа, пока.
Сергей пожал руку отцу, обнялся на прощание и, закинув за спину рюкзак, пошел к дому.
— Может, передохнете? — по-прежнему старательно отводя взгляд, предложила Тамара.
— Не получится. Завтра после обеда — аудиенция с Семеновичем. Надеюсь, последняя.
— Я тоже надеюсь… Я встречалась с ним на прошлой неделе здесь, в Минске. Рассказала все, что знаю об истории с атомной станцией, и… отказалась от предложения с ним работать.
— Почему?
— Наверное, устала…
— А если точнее?
— А если точнее, сказала, что не смогу работать в команде, интересы которой будут пересекаться с интересами отца моего ребенка.
— Так и сказала?!
— Да. Думаю, для него это уже не новость. Кузнецов — его родственник и скорее всего поделился всем, что узнал во время приезда… Кстати, Михаил Иванович много о тебе расспрашивал. Не удивлюсь, если он сделает тебе деловое предложение.
— М-да… Интересный расклад получается…
— Ты мне позвонишь после вашей встречи?
— Обязательно, заступница ты моя… Давайте вместе отдохнем на Мальорке? Ты когда в отпуск?
— Пока не знаю. Ближе к концу августа… Отпускная пора только начинается, Рогов в Турцию собрался… — Тамара на секунду замерла. — Хочешь, я отпущу с тобой Сергея? В Москву, а затем на Мальорку. Я открою ему визу.
— …Ты серьезно? — не сразу поверил Алексей.
— А разве я произвожу впечатление несерьезной женщины? Уверена, он будет рад.
— А ты? Я хочу, чтобы и ты приехала.
— Пойду попрощаюсь с ребятами… — снова опустила глаза Тамара. — Счастливого пути, и берегите шефа! — заглянула она в салон.
— До свидания. Тамара Аркадьевна.
— До свидания.
— Удачи тебе, Леша, — закрыв водительскую дверцу, пожелала она и повернулась к дому.
— Тома, ты не ответила… Ты приедешь? — с надеждой окликнул ее Алексей. — Пообещай, пожалуйста.
— Давай пока не будем ничего обещать друг другу — обернулась она. — И… спасибо тебе за эти два счастливых дня.
Сделав шаг назад, она быстро поцеловала Алексея в щеку и поспешила к крыльцу.
«Да-а-а, не позавидуешь шефу, — сделал вывод Чернов, проезжая по Ратомке. Настраиваясь на дальнюю дорогу он расслабил мышцы спины, снова собрался, поправил зеркала и, проскочив поворот к родительскому дому виновато вздохнул: — Надо бы взять отпуск на недельку…»
…После отъезда Сергея прошло больше месяца. Тамара вовремя ложилась спать, вовремя вставала, вместе с Чарой ходила по вечерам купаться к реке, приезжала в офис, работала, отправляла в отпуск сотрудников… Жить одной оказалось не так уж сложно. Правда, невесело: не с кем поделиться радостью, некому эту радость доставить… Плывешь по течению, как бумажный кораблик, зная, что когда-нибудь намокнешь и пойдешь ко дну…
«И все-таки надо плыть, — каждое утро давала она себе установку. — Что-то Таня давно не заглядывала», — уже соскучилась она по новой подружке.
С Таней Яковлевой у нее сложились теплые отношения еще в больнице: скромная, обаятельная, по уши влюбленная в Чернова… Тамара поняла это сразу, как только увидела их рядом: смущенный взгляд, пунцовые щеки… Боже, как это было ей знакомо!