— Хорошо… Лувр ведет отсчет своей истории с тринадцатого века, но чтобы вернуть ему статус самого большого в мире музея, президент Миттеран потратил миллиарды франков…
Тамара издалека заметила новаторские стеклянные сооружения, долго дожидалась, пока Инна заговорит о них сама, однако не дождалась:
— Нет, ты мне объясни, кто придумал поставить здесь эти стеклянные пирамиды? Да еще целых три: большая и две поменьше. Ну это же чушь собачья! Да их просто с землей сровнять хочется!
— Ты так считаешь? — Инна внимательно, точно в первый раз, посмотрела на площадь и неуверенно пожала плечами. — Возможно, ты и права, об архитектурных достоинствах пирамид спорят до сих пор. Но я так привыкла к этому виду! Кстати, для полировки их стеклянных поверхностей даже машины специальные разработали. Под пирамидами находятся бюро информации и множество других помещений, необходимых для приема огромного количества туристов. Видимо, ничего более разумного не оставалось, как принять этот новаторский проект. Я ведь предупреждала: в Париже тебе многое покажется странным. Многовековая история как может, так и приспосабливается к урбанизации. Возможно, получается это не всегда изящно.
— Варварство, — категорично заключила Тамара. — Это мы со своими городскими замашками должны приспосабливаться к прошлому, а не подгонять его под свои вкусы. Ладно, что-то я разошлась, — попыталась она себя утихомирить. — Мне здесь не жить. Хотя… если бы я пожила здесь с твое, то, пожалуй, тоже не обращала бы на это внимания… Пошли дальше, — дернула она за рукав задумавшуюся подругу и добавила, заставив ее улыбнуться: — Не забывай, что я не хочу походить на китайцев с японцами и мне необходимо поставить как минимум десять галочек!
— Ой, Томка, какой ты была, такой и осталась, — вздохнула Инна. — Ты всегда то острила, то какими-то загадками сыпала, но все время чего-то недоговаривала… Вся в себе: с таким трудом твою «ракушку» раскроешь, но стоит отвернуться, как ты уже захлопнулась. Я-то и раньше тебя иногда с трудом понимала.
— А ты не расстраивайся, — усмехнулась Тамара. — Я и сама себя порой с трудом понимала: моя гордыня творила со мной такие вещи!..
…После памятного семнадцатого ноября прошло две недели. Раны на ноге заживали, затягивались нежно-розовой кожей, и лишь в одном месте, где лопнул самый большой волдырь, пока еще лежала повязка. Зато другая, душевная, рана никак не отпускала. И как ни пыталась Тамара в очередной раз себя оправдать, уверенность в том, что поступила правильно, таяла с каждым днем — гнев и обида давно отступили, а на смену им пришли сожаление и раскаяние. Поначалу мелькавшие в мыслях едва заметной тенью, они увеличивались в размерах, заполоняли сознание и уже не покидали — жгли днем и ночью сильнее любого ожога.
В одну из таких ночей она долго ворочалась с боку на бок и вдруг почти простонала: выслушал бы кто, что ли? Дожила — поделиться не с кем… Инку тревожить нельзя, а других подруг так и не заимела.
Словно по немому сговору, мужскую тему Тамара с Инночкой старались не затрагивать, а потому обеим им иногда казалось, что и говорить-то. было не о чем. О погоде? О моде?.. Но насколько может быть интересна мода для беременной женщины? Настолько, насколько она неинтересна той, кто переживает личную драму…
Инночка же, казалось, ни на минуту не забывала о своей беременности и, прислушиваясь к новым, неизвестным доселе ощущениям, просто излучала счастье — дома ее ждали родители, любящий и любимый муж, о ней заботились… А вот Тамару не ждал никто, да и Ленка практически не расставалась с Пашкой. Нисколько не стесняясь Тамариного присутствия, они словно жили в своем параллельном мире, огражденном невидимой стеной, и задавали лишь редкие вопросы, ответ на которые мог ограничиться словами: «да», «нет», «возьми там-то».
Поначалу Тамару это раздражало, но постепенно она смирилась, ибо по большому счету понимала: там, где находятся двое влюбленных, нет места третьему, случайному в общем-то человеку. Да еще страдающему по собственной вине от неудавшейся любви. А в том, что любит, Тамара уже не сомневалась.
Но совсем непонятно было другое: почему именно сейчас, когда все мысли заняты только одним человеком, она вдруг стала пользоваться у ребят огромным успехом? Почему до сих пор на нее не обращали внимания? Что послужило катализатором? Мама, накупившая похудевшей дочери кроме красивой шубки множество других дефицитных вещей? Или выступления на сцене? А может, правду говорят, что влюбленные излучают особые флюиды, которые подобно вирусу поражают всех вокруг?