— Я буду писать… Каждый день, — сквозь слезы посмотрела на него Тамара. — Мои письма еще успеют тебе надоесть. Буду описывать все: как спала, как просыпалась, как мне было тяжело, как не хотелось ничего делать, как опускались руки…
В свете фонарей на ее щеках заблестели мокрые дорожки. Переполнившись нежностью, Алексей провел по ним пальцами.
— Не плачь, — попросил он. — Пожалуйста. Я пока никуда не уехал, и у нас с тобой, — он посмотрел на запястье, — еще целых двенадцать часов. И я не хочу терять ни минуты.
Крепко взявшись за руки, они медленно побрели по заснеженной аллее в сторону общежития, огорченные предстоящей разлукой и окрыленные чувством, которое каждый из них пока еще хранил в тайне…
— …А почему здесь снова столько людей? — удивленно поинтересовалась Тамара, когда после окончания шоу они поднимались по ступенькам на улицу.
— «Мулен-Руж» дает два представления в день — работа не из легких. Ну что, посидим в ресторане? У тебя завтра в котором часу самолет?
— В шесть утра, а в девять с копейками уже вылет из Франкфурта. На следующей неделе «Белавиа» открывает прямой рейс, но ты же знаешь, если мне приспичило, я делаю это не откладывая.
— А ведь поначалу очень многие считали, что в наших проделках я заводила, а ты просто меня поддерживаешь. На самом деле я гораздо спокойнее тебя: пошалю, подурачусь — и в норку. Тебя же, если завелась, никакая сила не остановит: твоей энергии хватит на добрый десяток человек!
— Даже больше. Восемнадцать, — задумавшись, вымолвила Тамара.
— Чего — восемнадцать?
— Восемнадцать сотрудников… Только устала я всех подпитывать. Странное дело: набираешь штат — приходят люди, горят идеями. А спустя год-два успокаиваются и становятся другими — аморфными, безынициативными. На сегодняшний день меня полностью устраивают только двое: мой заместитель — молодой толковый парень и Мария — секретарша. Бухгалтерия справляется, охрана не в счет, а вот менеджеры… Правило бизнеса номер один: деньги должны работать, или — деньги порождают деньги. Отдавать в работу чужим — ненадежно, поэтому и предлагаю: ищите идею, помогу. Поначалу пытались что-то делать, приносили бизнес-планы. Но все какие-то сырые. Гляну и вижу: там — не учтено, тут — завышено, здесь — приукрашено. Думать не хотят: то ли боятся, то ли ленятся.
— Ни то ни другое. Рядом с тобой сложно принимать самостоятельные решения.
— Считаешь, что надо менять себя, а не команду? Я думала и об этом, — к немалому удивлению Инны, спокойно отреагировала Тамара. — Но и смириться с тем, что мои сотрудники словно в спячку впали, не могу. Иногда хочется взять и тряхнуть всех вместе! Только умом понимаю — нельзя: устоявшийся бизнес не терпит экстремальных ситуаций. В одно мгновение можно или все потерять, или взлететь к немыслимым высотам. А мне уже есть что терять, да и годы… Не двадцать лет, когда можно жить на голом энтузиазме. Я, например, не переживу, если потеряю дом.
— Кстати, ты обещала рассказать о доме, — напомнила Инна. — И еще я хочу взглянуть на твоего Сережку. Интересно, на кого он похож: на тебя или на Юру? У тебя есть фотография?
Тамара удивленно свела брови, и по ее лицу пробежала тень.
— Кажется, свободное такси, — показала она рукой в направлении потока машин. — Тормози!
Забыв о вопросе, Инна послушно подняла руку…
7
…Первое письмо от Алексея Тамара получила в день начала занятий. Переступив порог общежития, она тут же бросилась к почтовой ячейке на букву «К» и достала заветный конверт, на котором стоял московский штемпель. Взглянув на наблюдавшего за ней водителя с сумками, она вздохнула, спрятала письмо в карман, но едва за пожилым мужчиной закрылась дверь, сбросила на кровать шубу, нетерпеливо надорвала конверт и достала сложенный вдвое листок. Судя по прыгающим строчкам, добрая часть его писалась в пути.
В коротком письме-записке не было ничего конкретного: так, общие фразы на разные темы, которые чередовались в странной последовательности. Словно мысли писавшего человека так же путались и никак не могли выстроить единую логическую цепочку. Лишь небольшая приписка в конце письма вносила некоторую ясность — Леша относился к разлуке как к испытанию перед принятием какого-то решения.
«Р. S., — дошла она до последних строчек, выведенных более ровным почерком, что придавало им серьезность (по-видимому, писались во время остановки поезда). — У меня много вопросов к тебе. Но, учитывая разделившее нас расстояние, ничего другого, как смотреть по вечерам в потолок, считать трещины и дни до окончания практики, не остается. Буду вспоминать и думать о зеленоглазой “дикой кошке”».