Но учиться в тот день она не смогла. После дневного разговора с Алексеем душа разрывалась на части и вела беспрестанный диалог.
«Признаться ему во всем — значит простить».
«После того, как он тебя предал?» — не согласилась обида.
«Я должна его простить ради ребенка».
«Ты вырастишь его сама!» — подало голос самолюбие.
«Тогда — ради себя».
«Но ты же выжила без него эти два месяца! — подняла голову гордость. — Значит, сможешь и дальше».
«Но я его люблю!» — простонала душа.
«А должна любить себя! — в один голос заявили обида, гордость и самолюбие и напомнили: — Единственный, кто тебя никогда не предаст, ты сама».
Так ничего и не решив, около одиннадцати вечера Тамара вышла на улицу и отыскала взглядом окно комнаты Радченко. Света не было. «Значит, завтра, — подумала она с облегчением. — А сейчас — спать. И когда кончится эта проклятая сонливость?»
Но спокойно уснуть в тот вечер Тамаре не удалось. Только они с Ленкой собрались погасить свет, как дверь в комнату с грохотом распахнулась и на пороге возник Алексей. Но совершенно другой: от виноватой дневной улыбки на лице не осталось и следа.
— Выйди! — грубо бросил он Ленке.
— Чего это я пойду? — недовольно пробурчала та.
— Выйди, или я тебя выставлю! — разозлился он.
В том, что так и поступит, сомневаться не приходилось: нечто прямо-таки звериное сквозило в его взгляде. Опасливо пожав плечами, Ленка прихватила полотенце и вышла за дверь.
— Что ты себе позволяешь? — повысила голос Тамара. — Врываешься в комнату посреди ночи, выгоняешь человека…
— Ты делала аборт? Ответь: да или нет?
«Так… — замерло у нее внутри. — Значит, он решился с ней поговорить… Удивил… Я уж и не надеялась».
— Это не совсем так…
— Да или нет? — перебил он ее. — Я разговаривал с врачом, она сказала, что в апреле Крапивина делала аборт.
— Тогда зачем спрашиваешь? — опустила взгляд Тамара.
Видимо, до последнего он надеялся, что это не так: в один момент как-то обмяк и пошатнулся, будто от удара. В ту же секунду Тамаре захотелось спрыгнуть с кровати, броситься ему на шею, признаться, что никакого аборта не было…
— Тогда… Как… как ты могла? — хрипло выдавил он из себя.
— А у меня был выбор? — неожиданно взяла верх гордость. — Что же мне оставалось делать? Лидина беременность, ее высокопоставленные родители, твое окончание института и диплом, который тебе так нужен! Ты даже заявление в ЗАГС подал… Как ты мог?
— Когда ты узнала о беременности? — спросил он, стиснув зубы.
— В тот день, когда ты хотел пойти вместе со мной в поликлинику. Я искала тебя в институте, но ты исчез. Пошла к врачу, проревела всю обратную дорогу… Долго ждала тебя в твоей комнате… Надеялась, глупая, что утешишь, может, замуж позовешь… — напомнила о себе обида. — Я же не знала, что в это время ты знакомишься с родственниками своей невесты. А наутро меня вызвал к себе декан и по-отечески сообщил, что ты женишься на другой. Дело это решенное, так что я не должна никому мешать. Ну, что ты еще хочешь узнать?
— Почему ты мне ничего не сказала? — едва не простонал Леша.
— А зачем? Поставить тебя перед выбором: я или Лида вместе с дипломом?.. Я считала, ты и без этого должен решить, кто для тебя важнее… И ты решил, но при этом не оставил выбора мне… И если бы не…
— Как ты могла?! — вдруг перебил ее Алексей. — Как ты могла так поступить? Ведь этот ребенок мог изменить все, неужели ты не понимаешь?!
— А я сама, без ребенка, для тебя ничего не значу? — снова включилась в разговор гордость. — Или я лишь приложение, этакое достаточное условие для счастья? Только я хочу быть еще и необходимым условием, которым не размениваются! — с надрывом заключила Тамара.
В комнате наступила тишина.
— …Я только сейчас все понял, — поднял голову Алексей. В его измученном взгляде читалась тупая боль. — Ты никогда меня не любила… Ты вообще не способна любить… Я, я, я! Сухой математический расчет: ты хочешь быть необходимым и достаточным условием, но при этом ничего не давать взамен. Но так не бывает!
— Как же это удобно — перекладывать с больной головы на здоровую! А ты не заметил, как ловко тебя поймала в свои сети другая? Слепец!