— Какой заплыв?! — широко распахнула она глаза. — Когда?
— Вчера! — вступила в разговор комендантша. — Вчера вечером!
— Так вчера многие купались. А что, разве нельзя было? Вода уже прогрелась.
Алексей, не удержавшись, хмыкнул.
— Крапивина!!! — Кравцов даже привстал с места. — Что вы себе позволяете?! Ну ладно… В таком случае, что вы делали с Радченко после того, как ночью пошли к реке?
— Проплыли немного, а потом вышли на берег. Я боюсь в темноте плавать.
— А дальше?
— Разговаривали, — медленно, словно припоминая события вчерашнего вечера, ответила она.
— Значит, проплыли, вышли на берег и разговаривали… — повторил ее слова декан и, опустившись на стул, забарабанил пальцами по столу. — От вас я такого не ожидал.
Сидящие у стенки женщины как по команде принялись возмущаться:
— Срам-то какой! Совсем стыд потеряла!
— Разве два человека не могут сидеть на берегу и разговаривать? — недоуменно спросила Тамара. — Что в этом плохого?
Этого оказалось достаточно, чтобы Кравцов снова вскочил и заорал так, что налитые кровью глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Вон!!! — указывая пальцем на дверь, ведущую к секретарям, рявкнул он на Радченко. — Устроили бордель, понимаешь ли! Напишите объяснительную и молите… — раздувая ноздри, он все пытался подыскать подходящее слово, кого же надо молить, но, возможно, по идеологическим мотивам так его и не нашел. — Вон!!! — снова рявкнул он. — А вы, Крапивина, останьтесь!
Леша вышел в секретарскую, тяжело присел на стул и достал ручку.
— Мораль читает, — вздохнула секретарша Вероника, прислушиваясь к доносящимся из-за стенки воплям. — Бедная девочка! И чего тебе от нее надо было? — понизив голос, принялась она отчитывать Алексея. — Других не хватает? Ей еще и восемнадцати нет!
— Да я ее пальцем не тронул! — в сердцах ответил он и непроизвольно сжал кулаки. — Вот гад!
— Не тронул… Ты хоть понимаешь, от чего она тебя спасла, а сейчас за вас обоих отдувается? Зачем ей такая слава, подумал? — кивнула она на дверь и протянула ему чистый лист бумаги. — Ох, балбес! Кравцов ведь спит и видит, чтобы с вами, строптивыми, разобраться! А тебе только год учебы остался. — И, нагнувшись над столом, прошептала: — В армию, что ли, захотел?
— Меня не возьмут, — пытаясь собраться с мыслями, что писать в объяснительной, ответил Алексей. — Я, можно сказать, спортивный инвалид.
— И чего на тебя девки вешаются? Ты ведь никого из них и оценить по-настоящему не успеваешь, — вздохнула Вероника и перевела взгляд на девушку стажера, с открытым ртом сидевшую с другой стороны стола. — Допечатала? Работай, еще всякого здесь наслушаешься.
За стенкой скрипнула дверь, и в узком дверном проеме стало видно, как, гордо неся впереди себя огромный бюст, по коридору прошествовала комендантша, за ней просеменила вахтерша и мелькнул куратор Тамары. Сама она все еще оставалась в кабинете.
— И что теперь с ней будет? — никак не могла прийти в себя стажерка.
— Что-что… Пока не унизит как следует, из кабинета не выпустит! — со знанием дела ответила Вероника. — Теперь она навечно занесена им в черный список.
— А что это за список такой? — испуганно захлопала та ресницами.
— Список из двоечников, прогульщиков и нарушителей дисциплины.
— А что она нарушила? — никак не могла взять в толк стажерка.
— Общалась не с тем, с кем нужно. Студент Радченко — весьма любвеобильная натура.
Девушка перевела взгляд на склонившегося над столом Алексея и, сообразив наконец, в чем дело, тут же уперлась глазами в лежащие перед ней бумаги. Закончив писать, Радченко тоскливо посмотрел на дверь и, понимая, что ничем не может помочь Тамаре, протянул лист Веронике.
— Ты мне сообщи, ежели что, — попросил он.
— Ежели что, то что? — укоризненно спросила та напоследок. — Топай, герой-любовник…
5
…Тамара замолчала и посмотрела на притихшую подругу. Витавшая над их столиком легкая печаль ностальгических воспоминаний, смешиваясь с ароматами кофе и тонкого парфюма, закручивалась невидимой спиралью и растворялась в гуле голосов уютного зала. Ну почему для них обеих тот майский день стал своеобразной точкой отсчета дальнейшей жизни? Ведь поначалу все складывалось так красиво, так многообещающе…