А Михась Стрельцов, его, условно говоря, «линия» или «ряд»?
Это уже, скорее, традиция национального художественного слова, идущая не от обнаженно болевого начала такого белорусского классика, как Франтишек Богушевич, а от Янки Купалы, Максима Богдановича, Максима Горецкого. Здесь лиризм и пластика, колорит и мелодия — как в поэзии, так и в прозе, повышенное внимание к культуре слова, к форме. Рыгор Бородулин, Евгения Янишиц, Василь Зуенок, Раиса Боровикова... А в прозе прежде всего — Янка Брыль и Владимир Короткевич, из поколения же Стрельцова, скажем, Виктор Карамазов...
Можно еще называть имена, а можно и остановиться. Можно продолжать разъяснения сказанного, а можно и понадеяться, что тебя уже поняли.
«Я же писал здесь только о том что мной владело, за чем я следовал, чему я отдавался, что я хотел сберечь в себе...» Так говорил в свое время Иннокентий Анненский в предисловии к своим «Книгам отражений». Вот этими его словами и хотелось бы закончить.