Скаут Кассиил поморщился и потянулся к магнитной подвеске, внутренне напрягшись, когда вокруг него задрожал корпус « Ярости Ваала».
— Здесь нет подвески, парень, — сказал неофиту брат-сержант Асмодель. — Тренировка окончена. Пора стоять на своих двух.
Выговор заставил Хамиеда довольно хмыкнуть. Он сидел напротив Кассиила в «Громовом ястребе», водя зазубренным клинком по испещренному серебряными прожилками точильному камню. Это должно было стать последним заданием Хамиеда перед вступлением в ряды полноправных боевых братьев. Скаут-ветеран уже приобрел некоторую схожесть со своим прародителем. Его некогда темная кожа побледнела, глаза стали пронзительно-синими, столь часто встречаемые у братьев ордена, а коротко подстриженные волосы начинали светлеть. Хамиед бросил на Кассиила холодный взгляд, его глаза казались куда беспощаднее, чем сжатый в руке клинок.
Кассиил подавил рык, но заставил себя опустить взгляд. Из всех новоприобретенных даров привыкнуть к Жажде оказалось сложнее всего. Его пульс никогда не успокаивался, сердцебиение остальных громом отдавалась в ушах. Он представил, как бьет Асмоделя лицом о переборку и треск ломающейся кости, когда вгоняет локоть в череп сержанта.
« Пусть в груди твоей воцарится мир, и прибереги гнев для болтера».
В мыслях Кассиила, словно успокаивающий ветерок, пронеслись слова капитана Акрасиила. Магистр рекрутов произнес их после того, как оттащил его от глотки другого неофита Кровавых Ангелов. Те три минуты в дуэльных клетях стоили ему многих часов покаяния.
— Даже не знаю, — произнес Мелехк, указав на тяжелый болтер, который он держал. — Некоторое оружие полезнее другого.
Кассиил ухмыльнулся, обрадовавшись хоть какому-то отвлечению.
Мелехк куда лучше заботился о своем оружии, чем о плоти. После боя он всегда сначала проверял его и перезаряжал, и лишь затем позволял апотекарию осмотреть раны. Из-за этой привычки вся левая часть его лица превратилась в лоскутное одеяло из перешитой кожи, а на месте левого глаза тускло светилась бионика. Многие братья-скауты Мелехка предпочитали бесшумную точность снайперской винтовки, но существовало немного созданий, к которым он не смог бы подкрасться, задушить либо выпотрошить клинком. Когда приходило время огнестрельного оружия, Мелехк неизменно радовался грозному реву своего тяжелого болтера.
— Что скажешь, Изаил? — спросил массивный скаут у пятого и последнего члена отделения.
Изаил промолчал, погруженный в задумчивое молчание.
Кассиил заметил, как Мелехк прищурился. Он ненавидел Изаила всеми фибрами души. Двое скаутов состязались за место заместителя Асмоделя, которое пока занимал Хамиед, а с его скорым уходом вражда братьев только усилилась. Кассиил окинул их взглядом. Они отличались, как лед и пламя. Мелехк был широкоплечим и импульсивным, Изаил же отличался худощавым телосложением и расчетливостью. Во время последнего задания Мелехк сплотил запаниковавших Каритианских ополченцев и укрепил линию обороны. Изаил сделал то же самое чуть дальше в окопах, но если Мелехк говорил о долге и чести, возбудив в ополченцах пламенную ярость, то Изаил убивал людей до тех пор, пока они не поняли намек и не вернулись в строй.
Еще один пассажир «Громового ястреба» неподвижно стоял перед спусковой рампой. Пусть Григори последним взошел на борт боевого корабля, но покинет его первым. Его громадные плечи перекрыли в ширину весь транспортный отсек. Каждый зубец многометровых эвисцераторов, сжимаемых в руках, был вдвое крупнее человеческой головы, но воин словно не чувствовал их тяжести. Адамантиевый корпус Григори покрывали пергаментные свитки и строчки золотых письмен. Он был багровым монументом славы Ваала. Кассиил почтительно посмотрел на него. Сложно не чувствовать себя крошечным и незначительным в присутствии дредноута. Почитаемый герой ордена, Григори сражался вместе с Амитом на самой Терре и сразил десятки архиврагов в последние дни Великой войны.
— Думай о настоящем, неофит, — сказал Асмодель.
Несмотря на слова сержанта, мысленно Кассиил продолжал возвращаться к павшему космическому десантнику, чье генетическое семя вживили в его собственное тело. В каких великих войнах ему довелось участвовать? Сколько жизней он отнял? Какая судьба постигла его? Заслуживал ли он, Кассиил, владеть подобным наследием?
Пять минут до вхождения.
Обновленный статус багрянцем мигнул на ретинальном дисплее Манакеля, сидевшего в « Копье Сангвиния». Воин поерзал, чтобы приспособиться к слабому изменению в гуле, когда корабль приготовился к вхождению в атмосферу. Почти вот уже десять лет «Грозовой орел» нес в бой его вместе с собратьями-штурмовиками. Плавные изгибы боевого корабля стали для него такими же родными, как урчание силовых доспехов.
— Приготовиться, — голосовые связки Манакеля были разрублены орочьим ножом, и его слова хрипом донеслись из механического вокализера. Он почесал змеящийся по горлу шрам, злясь на мучительную пародию своего бывшего голоса, и магнитно закрепил шлем.
— Я — мщение Его, а Он — щит мой, — Манакель покрутил в руках цепной меч брата-сержанта Серафима и, следуя ритуалу, прижал острие его лезвия к палубе. Тот же орк, который лишил Манакеля голоса, убил Серафима, вырвав из его груди основное сердце. Так седьмое отделение перешло под его командование. — Мы принесем погибель врагам Его, как Он несет избавление душам нашим.
Пока братья повторяли за ним боевую литанию, Манакель чувствовал на плечах всю тяжесть ответственности, будто на грудь ему поставил ногу Титан. До сегодняшнего дня эти слова произносил Серафим, а его изуродованный голос был лишь грубым подобием почитаемого брата-сержанта.
Манакель был воином до мозга костей, но понимал, что Лаххель или Нанаил стали бы куда лучшими командирами. Он чувствовал на себе взгляды обоих космических десантников и не сомневался, что они также знали об этом.
— Как того пожелает кровь.
Манакель крепче сжал цепной меч Серафима, закончил ритуал и раздавил свои сомнения между перчаткой и навершием оружия. Он поведет так, как вели его самого, решительно настроенный почтить дух наставника или умереть. Скоро клинок Серафима вновь вкусит крови.
Две минуты.
Амит стиснул пальцы, заставив заискриться поверхность цепных кулаков. Каждая минута в «Громовом ястребе» казалась впустую растраченной вечностью, пока он бессильно стоял вместе с почетной гвардией — девятью сильнейшими воинами Расчленителей. Они были заключены в керамитовом корпусе « Мести», каждую секунду ожидая, что из-за сбоя систем или нападения упадут с небес к бесславной гибели.
— Вижу, вы так и не наведались к ремесленникам, лорд, — сказал Баракиил Амиту по закрытому каналу, указав на следы от пуль и царапины, которые покрывали доспехи магистра ордена.
— Доспехи пока работают, — безразлично ответил Амит. — Их не нужно чинить.
Баракиил промолчал. Тактические дредноутские доспехи были чем-то большим, нежели просто комплектом брони. Они были реликвией ордена, артефактом времен, когда человечество могло создавать чудеса техники. Судя по всему, ничего подобного больше не будет. Его выводило из себя то, что Амит не обслуживал их надлежащим образом.
— Как скажете.
Амит ощутил, как от тона Баракиила в нем поднялась волна гнева, но, по правде говоря, он был рад мимолетному отвлечению — после разговора они стали на секунду ближе к высадке. Оба его сердца сердца неугомонно колотились в груди, словно звери, натягивающие поводок. Ему отчаянно хотелось спустить их, позволить им биться с гулким темпом, который требовался только для боя. Амит заскрежетал зубами от нарастающего пульса, отметив, как счетчик задания в шлеме мигнул на нуле.