— Долго же ты сюда шел, — сказал наконец Говер.
— Я не разговариваю с марионетками, — пробормотал, не глядя на него, Паллис, — когда знаю, в чьих руках нити. Скажи Деккеру, что я здесь.
Говер покраснел от возмущения.
— Деккер занят. У нас не положено…
— Конечно, нет, — устало сказал Паллис, — просто скажи ему. Понятно?
И старик повернулся к возбужденной толпе.
Говер отошел.
Высокий рост позволял Паллису видеть поверх голов. Люди собрались вокруг пробоины в стеклянной стене Платформы. Из пробоины тянуло холодом, и Паллис, несмотря на свой опыт полетов, почувствовал тошноту при мысли о близости этой бездны. В пробоину была продета металлическая балка длиной в несколько футов, нависавшая над Краем. На балке стоял юноша в изодранной и закопченной форме, на которой все еще блестел офицерский галун. Он стоял, гордо подняв голову, настолько окровавленную, что Паллис не смог узнать его. Толпа, смеясь, издевалась над Офицером, ударами Кулаков и дубинок заставляя его шаг за шагом продвигаться по балке в открытое пространство.
— Ты хотел меня видеть, пилот?
Паллис повернулся.
— Деккер. Давно не виделись.
Деккер кивнул. Его массивная фигура с трудом вмещалась в комбинезон, тщательно обшитый черной лентой. На широком лице, испещренном шрамами, было властное выражение.
Паллис показал в сторону молодого Офицера.
— Почему ты не остановишь эту кровавую забаву?
Деккер улыбнулся.
— Я тут не командую.
— Скажи это кому-нибудь другому.
Деккер откинул голову и рассмеялся.
Он был ровесником Паллиса. Они выросли по соседству и в детстве были противниками, хотя Паллис всегда признавал его превосходство. Но когда они выросли, пути их разошлись. Деккер никогда не был способен подчиниться дисциплине любого класса и поэтому был направлен в Инфраструктуру. Со временем лицо Паллиса покрылось маской профессиональных шрамов деревянщика, тогда как лицо Деккера представляло собой карту, нарисованную десятками Кулаков, ног и ножей…
Но он всегда с лихвой возвращал долги. И постепенно приобрел позицию неофициальной власти. «Если хотите, чтобы что-то было сделано быстро, обратитесь к Деккеру…» Так что Паллис знал, кто извлечет пользу из этого бунта, если даже Деккер сам не инспирировал его.
— Ладно, Паллис, — сказал Деккер. — Зачем ты хотел меня видеть?
— Я хочу знать, зачем ты и твоя банда жаждущих крови школяров потревожили меня на дереве.
Деккер пригладил седеющую бороду.
— Что ж, я, разумеется, могу говорить только как представитель Временного Комитета…
— Разумеется.
— У нас есть кое-какой груз, который необходимо переправить на Пояс. И мы хотели бы, чтобы ты руководил полетом.
— Груз? Какой груз?
Деккер кивком указал на кучку Ученых.
— Для начала этих. Рабочая сила для рудника. Во всяком случае, большинство из них. Молодых и здоровых мы оставили.
— Весьма благородно с вашей стороны.
— Еще ты возьмешь продовольственную машину.
Паллис нахмурился.
— Ты отдаешь на Пояс одну из наших машин?
— Если ты почитаешь историю, то поймешь, что они имеют на это право.
— Давай не будем говорить об истории, Деккер. В чем дело?
Деккер поджал губы.
— Подъему народной любви к нашим братьям на Поясе, скажем так, не может противиться ни один честный человек.
— Значит, ты потакаешь толпе. Но если Плот потеряет свое экономическое преимущество перед Поясом, ты тоже многое потеряешь.
Деккер улыбнулся.
— С этим я разберусь по мере надобности. До Пояса путь долгий, Паллис, тебе это известно лучше, чем кому-либо другому. И в дороге многое может случиться.
— Ты намеренно хочешь угробить одну из машин! Ради Костей, Деккер…
— Я этого не сказал, дружище. Я хотел только сказать, что транспортировка машины на дереве или флотилии деревьев будет колоссальной технической задачей для твоих деревянщиков.
Паллис кивнул. Деккер, конечно, прав: машину придется привязать к шести или семи деревьям. Чтобы не нарушить строй на всем пути к Поясу, ему понадобятся лучшие пилоты… В голове замелькали имена и лица…
А Деккер улыбался. Паллис раздраженно нахмурился. Стоит только таким людям, как Деккер, подкинуть ему интересную проблему, как все остальное улетучивается.
Деккер обернулся к своим товарищам.
Юного Офицера загнали уже на добрый фут за стеклянную стену. По его лицу текли слезы и кровь. Как раз в это время нервы у парня не выдержали, он расслабился, и на его штанах расползлось постыдное пятно, что вызвало восторженный рев толпы.