Нид склонился ближе к экрану.
— Что это за пятна? Это звезды?
Рис покачал головой.
— Это другие туманности: некоторые больше нашей, некоторые меньше, некоторые моложе — голубые, а некоторые старше. Насколько далеко может видеть этот телескоп, — а это сотни миллионов километров, — пространство заполнено ими. Ладно, теперь посмотрим поближе.
Одно нажатие клавиши — картинка изменилась, на экране возникло пурпурно-синее небо с сияющими, подобно алмазам, звездами.
— Как красиво, — сказал Нид со вздохом. — Но это не может быть в нашей Туманности…
— Может, — грустно улыбнулся Рис. — Ты смотришь на внешнюю границу, где скапливаются самые легкие газы — водород и гелий. Там возникают звезды. В результате турбулентности образуются области газа с более высокой плотностью. Они еще более уплотняются, и вспыхивают новые звезды.
Звезды, шары кипящего огня, образовывали плотные дугообразные волны в разреженной атмосфере и начинали свое долгое, медленное падение в Туманности. Рис продолжил.
— Звезды светятся примерно тысячу смен, потом выгорают и в виде холодных железных шаров падают на Ядро… Во всяком случае, большинство из них. Одно или два ядра остаются на стабильных орбитах вокруг Ядра. Это наши звездные рудники.
Нид нахмурился.
— А если путь падающей звезды пересечется с орбитой Плота?
— Тогда нам грозит катастрофа. Мы должны использовать деревья, чтобы изменить орбиту Плота. К счастью, звезда и Плот сходятся обычно достаточно медленно, и мы можем определить, когда звезда угрожает нам…
— Если образуются новые звезды, почему же тогда люди говорят, что Туманность погибает?
— Потому что атмосфера становится все разреженнее. При формировании Туманности она состояла почти из чистого водорода. Звезды превратили большое количество водорода в гелий, углерод и другие тяжелые элементы. Так образовались сложные соединения, поддерживающие жизнь.
Нид взглянул на разбросанные вдали молодые звезды.
— И чем это кончится?
Рис пожал плечами.
— Ну что ж, мы наблюдали за другими туманностями. Последние звезды сгорают и падают. От недостатка энергии все живое в атмосфере Туманности киты, небесные волки, деревья и более мелкие создания, которыми они питаются, — прекратит существование.
— А что, киты действительно существуют? Я думал, что это просто россказни…
Рис пожал плечами.
— Здесь мы их никогда не видели, но у нас достаточно свидетельств путешественников, которые бывали в глубинах Туманности.
— Вы имеете в виду на рудниках Пояса?
Рис подавил улыбку.
— Нет, даже дальше. Туманность велика, парень, в ней хватает места для множества тайн. Возможно, есть даже затерянные колонии людей. А может быть, и Костяшники действительно существуют, и все эти легенды — правда… О деградировавших китовых певцах, затерянных в небесах.
Мальчик содрогнулся.
— Конечно, — Рис задумался, — существует загадка местной жизни Туманности. Например, непонятно, как она вообще может существовать? Наши книги говорят, что в родном мире человечества для возникновения жизни понадобились тысячи миллиардов смен. Возраст Туманности далек от этого, даже когда она погибнет. Так как же возникла жизнь?
— Вы начали рассказывать, что случится после того, как погаснут звезды…
— Да. Атмосфера, лишенная энергии, будет постепенно охлаждаться и, все менее способная противостоять тяготению Ядра, будет коллапсировать на него. В конце концов Туманность уменьшится до нескольких дюймов вокруг Ядра и будет продолжать медленно опадать…
Мальчик понимающе кивнул.
— Ладно, — оживленно сказал Рис. — Давай теперь заглянем вглубь, ниже уровня Плота, который сейчас находится в тысяче миль от границы Туманности. В самую ее середину.
Теперь монитор показывал знакомое красноватое небо. По нему были разбросаны звезды. Рис нажал клавишу…
…И звезды, вспыхивая, стали исчезать с экрана. Фокус инструмента устремился в глубь Туманности, и это выглядело как падение.
Наконец звездное облако разрядилось, и в центре показалось плотное скопление материи.
— Ты видишь слой обломков на близких к Ядру орбитах, — тихо сказал Рис. — В самом центре этой Туманности находится черная дыра. Если ты пока точно не знаешь, что это такое, не беспокойся… Размер черной дыры примерно одна сотая дюйма, а большой объект, который мы называем Ядром, представляет собой плотную массу вещества вокруг дыры. Сквозь это облако обломков мы не можем разглядеть само Ядро, но полагаем, что это эллипсоид размером около восьмидесяти миль. А где-то внутри Ядра находится сама черная дыра и аккреционный диск вокруг нее, — область размером около тридцати футов, — в котором вещество распадается и исчезает, когда его затягивает в дыру… На поверхности Ядра тяготение дыры составляет примерно несколько сотен «же». На внешней границе Туманности, там, где находимся мы, оно снижается примерно до одного процента «же». Но хотя эта величина крайне мала, именно притяжение дыры удерживает Туманность от распада. Если бы мы смогли попасть в само Ядро, мы обнаружили бы, что тяготение возросло до тысяч, даже миллионов «же». У Холлербаха есть кой-какие предположения о том, что происходит около Ядра и внутри него, о сфере действия того, что он называет «гравитационной химией».
Нид нахмурился.
— Я не понимаю.
— Этого следовало ожидать, — Рис рассмеялся. — Но я все равно расскажу тебе, чтобы ты знал, о чем спрашивать… Видишь ли, за суматохой повседневных дел мы, даже мы. Ученые, обычно забываем основную, поразительную особенность этой вселенной — то, что гравитационная постоянная здесь в миллиард раз больше, чем во вселенной, из которой явился человек. Мы, конечно, видим макроскопические эффекты, к примеру, человеческое тело создает вполне приличное гравитационное поле! Но как обстоит дело со слабыми, микроскопическими эффектами? В родном мире человека, — продолжал Рис, — тяготение было единственной заметной силой в межзвездных масштабах. Но на очень коротких расстояниях, в масштабах атома, тяготение пренебрежимо мало. Оно совершенно теряется даже перед электромагнитными силами. — Поэтому наши тела есть не что иное, как неуклюжие скопления электромагнитных сил. Именно силы электрического притяжения между молекулами определяют химию, законами которой поддерживается наша жизнь. — Но здесь… — Рис задумчиво потер нос. — Тут все совсем по-другому. Здесь, при определенных условиях, тяготение может в масштабе атома быть столь же значительным, как и другие силы — и даже превосходить их. Холлербах говорит о новом виде «атомов». Составляющие его частицы должны быть массивными, возможно даже, миниатюрными черными дырами, и этот атом будет связан гравитационными силами в неизвестные сложные структуры. Становится возможным новый вид химии — гравитационная химия, новая ипостась природы, формы которой даже Холлербах вряд ли начал обдумывать.
Нид нахмурился.
— Почему же тогда мы не наблюдаем результатов действия этой «гравитационной химии»?
Рис одобряюще кивнул:
— Хороший вопрос. Холлербах подсчитал, что должны соблюдаться необходимые условия: определенная температура, давление, большие градиенты гравитационного поля…
— В Ядре, — выдохнул Нид. — Я понял. Так может быть…
Раздался приглушенный гул.
Мост слегка содрогнулся, как будто по конструкции прошла волна. Изображение на экране покрылось рябью.
Рис обернулся. До него донесся резкий запах гари. Ученые в смятении столпились посреди лаборатории, но инструменты, казалось, не пострадали. Где-то раздался крик.
От страха у Нида сморщился лоб.
— Все нормально?
— Это из Библиотеки, — пробормотал Рис, — и конечно, черт побери, это ненормально.
Чтобы успокоиться, он глубоко вздохнул, и когда заговорил снова, голос его звучал ровно.
— Все в порядке, Нид. Я хочу, чтобы ты как можно скорей отсюда ушел. Подожди пока…