Вместо счастливой Софии Шамфлёр, сидящей на коленях и ублажающей своего обожаемого мужа Эмброуза, Беатрис увидела себя, с энтузиазмом сосущую огромный сияющий мужской орган Эдмунда Эллсворта Ритчи.
На этот раз она не стала прикрывать рот рукой. На этот раз она ничего не могла сделать и не боялась выдать себя случайным звуком. Это было сравнимо с тем, как если бы гигантская рука вдруг отодвинула ее в сторону, не в физическом, а в психологическом смысле. Мысли и образы были слишком шокирующими, чтобы ее онемевший мозг сумел их обработать, но губы как наяву ощущали вкус члена мистера Ритчи.
Непрерывно облизывая губы и одним глазком продолжая наблюдать за Шамфлёрами, Беатрис внезапно испытала странное состояние. Время как будто остановилось, и все мысли и действия стали двигаться со скоростью улитки. Руки ее безвольно опустились вдоль тела, и она наблюдала за тем, как медленно, дюйм за дюймом, ползут вниз по ее затянутой перчаткой руке ленты, удерживающие ее веер, крошечную вечернюю сумочку и танцевальную карту.
«Когда они упадут окончательно, – подумала девушка, – то произведут шум, и Шамфлёры обнаружат мое присутствие».
Едва ей пришла в голову эта мысль, она поняла, что меньше опасается быть раскрытой, нежели того, что нарушит приятное занятие своих друзей.
Как будет обидно, если Эмброуз так и не достигнет пика наслаждения, даруемого ртом его жены.
Не успели эти странные думы померкнуть в ее сознании, как чья-то рука, но не ее собственная, поймала ее вещи, предотвратив их неизбежное падение на выложенную плиткой дорожку.
Кто же этот ловкач, этот иллюзионист? Этот человек, который второй рукой, обладающей недюжинной силой, обхватил ее за талию и прижал к себе?
Беатрис даже не поняла, что падает.
– Тише.
Предостережение прозвучало едва различимо, но она тут же узнала этот голос, исходящую от тела мощь и изысканный аромат лосьона после бритья. Едва вдохнув его, она почувствовала, что ноги стали ватными. Стоять прямо было выше ее сил.
Беатрис покачнулась, и сильная рука, все еще поддерживающая ее за талию и прижимающаяся прямо через корсет к телу, снова не дала ей упасть.
– Идем.
Его низкий голос в очередной раз волной прокатился по ее телу, заставив его вибрировать там, где тела их соприкасались. У Беатрис больше не возникало вопроса, кто этот таинственный незнакомец. Казалось, она только и ждала того, чтобы он присоединился к ней. Ждала даже тогда, когда вообще не была с ним знакома.
Наполовину ведя ее, а наполовину таща за собой, он стал удаляться от происходящей на лавочке сцены. Шамфлёры были всецело поглощены доставлением друг другу наслаждения. Веер Беатрис, раскачиваясь на ленте, ударялся о стволы пальм и производил вполне различимый шум.
Последнее, что она увидела в затерянном в джунглях гроте, был обращенный на нее взгляд Эмброуза Шамфлёра. Мужчина улыбнулся и тут же застонал, точно дикое животное, в экстазе закатывая глаза.
Когда они отошли на значительное расстояние и больше не рисковали быть увиденными мужем и женой, Беатрис тут же попробовала высвободиться из объятий Ритчи, но в следующее мгновение столь же внезапно оставила попытки. Зачем показывать этому чудовищу, что его присутствие приводит ее в бешенство? Особенно теперь, при наличии еще одного развлечения, которое невозможно было игнорировать.
Даже через несколько слоев одежды Беатрис почувствовала, что в бедро ей упирается что-то твердое. Теперь, после всего увиденного в гроте, у нее не оставалось ни малейших сомнений касательно того, что это может быть.
«Похотливое животное!» – мелькнула у нее в голове мысль.
– Отпустите меня, мистер Ритчи, – прошипела она, когда он силой протащил ее через высокие французские двери, возвращая обратно в дом. Они оказались в другой части громадного особняка Саувернов, на некотором расстоянии от того входа, через который она попала в оранжерею.
«Я потерялась. Потерялась в этом огромном незнакомом доме, к тому же оказалась наедине с мужчиной, у которого имеются гораздо худшие изображения меня, чем даже у самого Юстаса Ллойда».
Так почему же она не боролась с Ритчи более отчаянно? Она была здоровой девушкой с крепкими конечностями и могла бы как следует пнуть его между ног и высвободиться, если, конечно, мужской половой орган и в самом деле такой чувствительный, как заставил ее поверить господин Шамфлёр.
«Но ты же не хочешь высвобождаться, правда?» – лукаво произнес голос в ее голове.