— Я думаю, что я гораздо важнее змеи, — начал павлин. — Я олицетворяю вдохновение, устремленность к небесам, к вечной красоте, другими словами, высшее Знание. Мое предназначение — напомнить человеку о его собственных качествах, известных ему.
— Я, — прошипела змея, — олицетворяю собой то же самое. Подобно человеку, я привязана к земле. Этим я напоминаю человеку его самого. Я такая же гибкая, как он, потому что ползаю по земле, извиваясь. Человек об этом часто забывает. И я же — страж подземных сокровищ.
— Но ты вызываешь отвращение! — воскликнул павлин. — Ты лукава, скрытна, ядовита.
— Ты перечисляешь лишь человеческие черты, — ответила змея, — между тем как я хочу указать на мое назначение, которое только что описала. Но взгляни на себя самого. Ты тщеславный, отвратительно толстый, и у тебя противный голос; ноги твои непомерно велики, а перья длинны.
Тут юноша вмешался в беседу.
— Наблюдая ваш спор, я понял, что ни один из вас не прав полностью. И все же вы можете ясно увидеть, если отбросите ваши личные предубеждения, что вместе вы являетесь поучительным примером для человечества.
Человек привязан к земле, как змея. У него есть возможность подняться ввысь, подобно птице. Но, имея в себе что-то от жадной змеи, он остается эгоистичным даже в этом высоком стремлении и становится похожим на надутого гордостью павлина. В павлине можно видеть большие возможности человека, которые так и не смогли развиться правильно. Сверкающая чешуя змеи говорит о возможной красоте, а в павлине эта возможность проявляется в пестроте хвоста…
И вновь Темнота, и я жду. И вновь слышу голос:
— Но это еще не все. Павлин и змея наделены жизнью. Но они спорят друг с другом потому, что каждый из них привязан к своему собственному образу жизни, полагая, что своим существованием он осуществляет нечто истинное. Однако змея охраняет сокровища, но не может воспользоваться ими. Павлин, отражая красоту, напоминает о сокровищах, но это нисколько не помогает ему измениться…
…И словно я вновь, гигантским скачком, как бы возвращаюсь…
— А как же связано время с вечностью?
— Единое — выше бытия. Единое не есть ни движение, ни покой, оно не во времени и не в пространстве. Тем самым оно превосходит и всякую длительность. Единое превосходит даже саму вечность.
— Следовательно, вечность есть специфическое свойство абсолютной умственной реальности, Нуса Вечность — это свечение умопостигаемой реальности, в силу которого эта природа являет свое совершенное самотождество.
— То есть нельзя мыслить действительную цельность, не мысля при этом вечности?
— Да, и поскольку вечность тождественна цельности, она не заключает в себе ни промежутков, ни спиралей, ни протяжений. Вечность есть предельная собранность всех возможных становлений в одно нерушимое целое.
— Для вечности поэтому нет будущего и прошлого. С ней ничего не может произойти, потому что она, как реальность Нуса, в котором воплощены все реальности, ни в чем не нуждается. Вечность есть постоянно цельное, это всегда завершенное движение, всегда удовлетворенное желание, нечто всегда преуспевшее, достигшее равновесия. Но стоит малейшему препятствию, как бы ничтожно оно ни было, отделить намерение от его осуществления, как равновесие распадается. Это нарушение полноты в лоне вечного и порождает время. Время как бы «выпадает» из вечности.
— С другой стороны, время — это образ вечности. Время вызвано к жизни душой, которая решила осуществить себя в своей дерзкой свободе и устремилась к тому, чего еще нет. И сквозь это время человек постоянно ощущает как бы веяние неподвижной вечности.
— Но если душе удается возвратиться к цельности умственной реальности, то есть к неподвижной вечности, то время прекращается. Желая показать сущность времени, божественный Платон говорит, что время возникло вместе с Небом по образу вечности и есть ее подвижный образ. Одна и та же жизнь Мировой Души сооружает и Небо и время. Поэтому, если бы эта жизнь свернулась в такое неподвижное единство, то вместе прекратило бы свое существование и время, находящееся в этой жизни, равно как и Небо, которое бы уже не содержало в себе этой жизни.
— Но время не есть пространственное движение, а то, что его осмысливает. Время есть протяжение вечной жизни души, непрерывно, энергично и безмолвно проявляющейся в закономерных изменениях…
— А если спросят: не может ли прекратиться эта сила души?
— Нет, ведь, если бы она прекратилась, кроме вечности, ничего не было бы. И не было бы никакого различия в Едином, не было бы ни «раньше», ни «позже», ни «больше». Душа не могла бы ни обратиться к иному (так как это и было бы ее деятельностью, то есть временем), ни к себе самой (так как для этого нужно сначала отвратиться от себя).