— Когда-нибудь я найду себе заезжего охотника, — сказала Сюзанна, — или местного плантатора, или охотника-профессионала, который поселится в Раме, а может, это будет и Агости, если он захочет.
— Нет, я не могу, это невозможно, — простонал мсье Чжо.
Он словно отбивался от нестерпимого для него видения. Он топал ногами.
— Я не могу, не могу, — повторял он.
Если бы он сейчас убрался отсюда, она пошла бы с Жозефом купаться.
— Сюзанна! — крикнул вдруг мсье Чжо так громко, как будто она была уже далеко.
Он вскочил, словно с души у него упала тяжесть, ликующий, озаренный. Он придумал.
— Я подарю вам его просто так! — выкрикнул он. — Скажите Жозефу!
Сюзанна тоже поднялась. Он достал из кармана брильянт и протянул ей. Сюзанна еще раз взглянула на кольцо. Оно теперь было ее. Она взяла его и не надела на палец, а зажала в кулаке и, не попрощавшись, опрометью бросилась бежать к бунгало.
* * *Сюзанна влетела в бунгало. Жозефа не было. Зато была мать, которая стояла у плиты и готовила ужин. Сюзанна размахивала кольцом.
— Смотри, кольцо! Двадцать тысяч! Он мне подарил.
Мать взглянула издали. И ничего не сказала.
Мсье Чжо ждал под мостом, когда Сюзанна вернется, но она не возвращалась, и он уехал.
Спустя час, перед тем как садиться за стол, мать кротко попросила Сюзанну дать ей на минутку кольцо, чтобы разглядеть получше. Жозеф, сидевший в гостиной, мог это слышать.
— Дай мне его, пожалуйста, — сказала она вежливо, — я не успела рассмотреть.
Сюзанна протянула кольцо. Мать взяла его и долго рассматривала, держа на ладони. Потом, ни слова не говоря, ушла в свою комнату и закрыла за собой дверь. По тому, с каким видом она вышла из столовой, по ее внезапному притворному гневу, который им был так хорошо знаком, Жозеф и Сузанна поняли: она пошла прятать кольцо. Она прятала все: хинин, консервы, табак, все, что можно было продать или купить. Она пошла прятать кольцо из суеверного страха, что оно может каким-то непостижимым образом исчезнуть из чересчур молодых рук Сюзанны. Теперь кольцо, вероятно, лежало между досками перегородки, или в мешке с рисом, или в ее тюфяке, а может, висело на тесемке у нее на шее, под платьем.
Больше до ужина об этом не говорили. Сюзанна и Жозеф сели за стол. А она нет. Она села в сторонке, в кресло у стены.
— Поешь, — сказал Жозеф.
— Оставь меня в покое. — Голос у нее был нехороший.
Она не съела ничего, даже бутерброда, даже не потребовала свой вечный кофе. Жозеф наблюдал за ней с беспокойством. Она же не смотрела ни на кого, она сидела, уставясь невидящим взглядом в пол, и на лице её была злоба. Чтобы она сидела вот так, одна, у стены, пока они едят, — всё равно по какой причине, — этого Жозеф вынести не мог.
— Ты что сидишь с таким видом? — спросил он.
Мать вдруг налилась краской и закричала:
— Этот тип мне отвратителен, отвратителен, и больше он этого кольца не увидит!
— Я не про то, — сказал Жозеф. — Я хочу, чтобы ты поела.
Она топнула ногой и продолжала кричать:
— И вообще, в чем дело? На нашем месте любой оставил бы его у себя.
Она замолчала. Прошло несколько минут. Жозеф снова стал ее уговаривать.
— Ты должна выпить кофе. Выпей хотя бы кофе!
— Не буду я ничего пить, потому что я старуха, я измучилась, дошла до ручки с такими детьми, как вы…
Она запнулась. Потом опять покраснела, и на глазах у нее выступили слезы.
— С такой засранкой дочерью…
Потом завела новую песню:
— Нет ничего гаже драгоценностей. Это же вещи бесполезные, совершенно бесполезные. И те, кто их носит, в них не нуждаются, они запросто могут без них обойтись, причем скорее, чем все остальные.
Она снова умолкла и молчала так долго, что могло показаться, будто она успокоилась, если бы не напряженность ее позы. Жозеф больше не приставал к ней, чтобы она поела. Впервые в жизни у матери оказалась в руках вещь стоимостью в двадцать тысяч франков. «Дай мне его», — кротко попросила она тогда Сюзанну. Сюзанна дала. Она долго смотрела на него, и это ее опьянило. Двадцать тысяч франков, вдвое больше, чем надо, чтобы выкупить бунгало! Жозеф отвернулся, пока она смотрела. Потом, без единого слова, она пошла и спрятала кольцо у себя в комнате. После этого, конечно, трудно было есть.
— Такому дегенерату еще возвращать кольцо! Да это было бы просто стыдно, стыдно! После всех его гнусностей!
Сюзанна и Жозеф не осмеливались ни поднять на нее глаза, ни вымолвить слово. Она мучилась, оттого что взяла кольцо и не отдала. Расстаться с кольцом было уже явно выше ее сил. Она повторяла, как слабоумная, одно и то же, глядя в пол, не зная, куда деваться от стыда. Смотреть на нее было тяжело. Да что же с ней такое произошло, когда Сюзанна показала ей кольцо? Какие переживания молодости, какие давние, загнанные внутрь страсти воскресил в ней брильянт, что за тайное вожделение он в ней пробудил? Она уже в ту минуту решила им завладеть.