Каждый вечер, возвращаясь в гостиницу, Сюзанна спрашивала Кармен о Жозефе и брильянте. Но новостей не было: Жозеф не возвращался, брильянт никто не покупал, и даже мсье Чжо не объявлялся. Но, главное, не возвращался Жозеф. Чем дальше, тем отчетливее Сюзанна понимала, что она ничего не значит для Жозефа, может быть, он вообще забыл о ее существовании. Наверное, он никогда не вернется. С твоей матерью все ясно, говорила Кармен. Если Жозеф вернется, она будет жить, если не вернется, умрет. Это все пустяки по сравнению с тем, что происходит с Жозефом, что произошло с Кармен много лет назад, но до сих пор остается главным в ее жизни, что когда-нибудь обязательно произойдет с ней самой. Эта неизбежность поджидала ее на каждом углу, в любой час дня и ночи, в любом кадре фильма, в любом мимоходом увиденном мужском лице — все приближало ее к Кармен и Жозефу.
Мать не расспрашивала ее о том, как она проводит время. Одна Кармен интересовалась ею. Часто от нечего делать она просила Сюзанну пересказать содержание фильмов, которые она видела. Каждый вечер Кармен давала ей деньги. Она тревожилась за нее и тем больше, чем дольше отсутствовал Жозеф. Иногда даже впадала в панику. Что с ней будет? Она твердила, что Сюзанне необходимо расстаться с матерью, особенно если Жозеф не вернется.
— Все ее несчастья, — повторяла Кармен, — это какой-то мираж. Надо про них просто забыть, и они рассеются. Но, боюсь, ты на это неспособна; разве что она умрет или у тебя появится мужчина…
Сюзанна считала, что Кармен слишком все упрощает. Она скрывала от нее, что больше не гуляет в белом квартале. Она не рассказывала ей о своей первой попытке, но не потому, что хотела что-то от нее утаить, просто ей казалось, что о таком рассказать невозможно. Ничего ведь с ней не случилось, а Сюзанна не представляла себе, как можно говорить о чем-нибудь кроме того, что случается на самом деле. Все прочее было слишком постыдным или слишком драгоценным. Об этом не рассказывают. И она слушала болтовню Кармен, которая ни о чем не подозревала, не подозревала о том, что единственная реальность, с которой до сих пор Сюзанна отважилась столкнуться, — это фантастическая, одурманивающая реальность экрана.
Как только Сюзанна возвращалась, Кармен уводила ее к себе в комнату и забрасывала вопросами. У Кармен тоже были свои слабости, и комната — главной из них. Перед многими соблазнами она могла устоять, но мягкие диваны с вышитыми подушечками, но искусственные цветы, но развешанные по стенам маски арлекинов и пьеро, память давно отгремевших балов, сводили ее с ума. Сюзанне всегда немного не хватало воздуха в этой комнате. Но все равно здесь было лучше, чем в комнате матери. Сюзанна знала, что здесь с Кармен спал Жозеф. Она всякий раз думала об этом, когда Кармен раздевалась при ней. И всякий раз чувствовала, что все больше отдаляется от Жозефа. Кармен была высокая, с впалым животом, у нее были маленькие и какие-то поникшие груди, но зато удивительно красивые ноги. Сюзанна каждый вечер рассматривала ее, и каждый вечер пропасть между ней и Жозефом становилась все глубже. Сама она только однажды разделась при Кармен. Кармен обняла ее: «Ты моя миндалинка». И смахнула слезу. Больше Сюзанна никогда не раздевалась при Кармен.
Когда наступало время ужина, Сюзанна шла в комнату к матери. Тут все было как обычно. Лежа на постели, мать ждала Жозефа. Света по вечерам она не зажигала. На ночном столике рядом с ней накрытый стаканом лежал брильянт. Просыпаясь, она смотрела на него с отвращением. Этот брильянт, говорила она, пробуждает в ней желание умереть. Несколько раз, одурманенная таблетками, она сделала под себя. Сюзанна шла к окну, чтобы не смотреть на мать.
— Ну что? — спрашивала мать.
— Я его не видела, — говорила Сюзанна.
Мать начинала плакать. Она снова просила таблетку. Сюзанна давала таблетку и возвращалась к окну. Она повторяла матери слова Кармен.
— Рано или поздно это должно было случиться.
Мать говорила, что она это знала, но все-таки ужасно потерять Жозефа вот так внезапно. Голос ее не менялся, когда она говорила и о Жозефе, и о брильянте, и о мсье Чжо. «Только бы он вернулся», — твердила она, и не всегда было понятно, о ком идет речь, о Жозефе или о мсье Чжо.