Двадцать второго мая вода, огромной массой скользящая в водослив, чтобы начать долгий бег, достигла предельного уровня в тридцать сантиметров. Предельного же уровня достигла вела в дренажных и смотровых туннелях, глубоко погребенных в плотине, словно ее кишки. Особенно много воды скопилось в нижних туннелях, пробитых в скале на 250 метров ниже гребня плотины. А на проложенных там пешеходных дорожках стояла вода глубиной в тридцать сантиметров, и главному инспектору Чаку Дункану при ежедневных обходах приходилось хлюпать по ней. Вода просачивалась, капала и просто лилась из каждого дренажного отверстия, трещины или щели и бежала вниз по бесконечным бетонным ступеням серией миниатюрных водопадов. Воды было больше обычного, но не настолько, чтобы Дункан забеспокоился. Когда уровень воды в водохранилище был высоким, в туннелях всегда было сыро, а в бланке, который он заполнял, снимая показатели измерительных приборов, не было специальной графы для личных комментариев начинающего специалиста.
Дункан ненавидел эти зловещие нижние галереи, такие тесные, что можно было коснуться обеих стен одновременно. Ненавидел этот долгий подъем, спертый воздух, сырость и могильную тишину. Электрические лампочки вверху были размещены слишком далеко одна от другой и не могли разогнать царивший здесь мрак. Кроме того, они уже не раз гасли, заставляя его включать ручной фонарь. Как, черт подери, может им пользоваться тот, кому обе руки нужны, дабы делать записи в блокноте? Но тяжелее всего было сознавать, что вся огромная масса плотины и водохранилища находится прямо над головой. При мысли об этом он не раз покрывался липким потом, несмотря на холодный воздух. Но если он намеревается и дальше жить дома, искать другое место бессмысленно, а человеку, завершившему образование всего два года назад, Саттертон иной работы, хорошо оплачиваемой круглый год, не предлагал. Но если он сумеет продержаться достаточно долго, чтобы поднакопить необходимый стаж, эту грязную работенку по снятию показаний измерительных приборов в нижних туннелях можно будет спихнуть кому-нибудь другому.
Тяжелая стальная дверь открывала вход в галерею D – боковой туннель длиной тридцать метров, в котором находилась почти половина измерительной аппаратуры дамбы. Из-за неравномерной осадки дверь перекосилась и открывалась с трудом. Зажав блокнот под мышкой, Дункан обеими руками рванул и распахнул дверь, припер ее к стене и закрепил проволокой, чтобы она не захлопнулась за ним с могильным лязгом, как уже однажды случилось.
Стоять перед батареей циферблатов в конце галереи D все равно что попасть под проливной дождь, вода обильно капала на голову и плечи. Стуча зубами и дрожа от холода, Дункан быстро нацарапал в блокноте цифры, которые смог разглядеть на табло, и сделал привычные предположения по поводу тех, которые мешала увидеть влага. О чем свидетельствуют такая сильная капель и показания приборов, пусть решают другие. А его единственная задача заполнить по форме все эти бланки и убраться отсюда к чертовой матери. Оказавшись снова на поверхности, он устроит себе перерыв, закурит сигарету и подумает о приближающемся свидании с Карлой в пятницу вечером. До этого оставалась всего неделя. А уж Карла с ее крутыми бедрами и трепещущим язычком для начала отвлечет его хотя бы от несварения желудка. Ну, а в следующий раз при помощи одной-двух сигареток с марихуаной он наверняка одержит верх.
Глава 2
Проведя всего три недели в южной Калифорнии, новоиспеченный служащий фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц» попал в необычное положение: он целыми днями, томясь от безделья, лежал на ворсистом коврике в Санта-Монике.
Месяцем раньше он, Фил Крамер, подстригал лужайку в канзасском городке Уичита.
– Ты всего-навсего лишь добился наконец своей ученой степени, – сказала тогда его мать, – но это не означает, что ты не обязан выносить мусор и скашивать траву.
И всякий раз он, подстригая траву, проходил мимо парадного крыльца, останавливался, чтобы прочитать прислоненный к ступенькам документ в рамке: «Члены правления КАНЗАССКОГО университета присуждают ФИЛИППУ ДЖЕЙМСУ КРАМЕРУ степень ДОКТОРА ФИЛОСОФИИ по ГРАЖДАНСКОМУ СТРОИТЕЛЬСТВУ». До чего же он любил этот листок бумаги! За него заплачено семью годами питания одними консервами, муками экзаменов и скукой косноязычных лекций. Он думал, те годы никогда не кончатся, а вот теперь – странное дело – лежит на полу в квартире молодой женщины, всего в двух кварталах от Тихого океана. Более того, лежит нагишом! Он не совсем представлял себе, что произойдет, когда Джанет выйдет из ванной, но что бы ни было, это скорее всего будет очень приятным. Правда, не покидало подозрение, что его собираются оставить в дураках. Ведь то, что должно произойти, она назвала массажем.
– Ты сводил меня в два дорогих ресторана, – сказала она, – ты наладил мой автомобиль и передвинул диван. Теперь моя очередь сделать кое-что для тебя. Хочу предложить тебе первоклассный роскошный массаж всего тела.
– Здесь? За обеденным столом?
– Нет. Там, на полу гостиной. На ворсистом коврике перед камином. Раздевайся догола и ложись, а я подогрею пока немного масла и натяну амуницию для массажа.
Он подошел к коврику и заколебался. А что, если она просто дурачит его?
– Нечего стесняться, – сказала она. – Тебе это понравится. И чтобы побудить, она дотянулась до его Шеи и развязала узел на галстуке, потом проворно расстегнула рубашку сверху донизу. Он нахмурился, медленно вытаскивая низ рубашки из брюк.
– Немного странно все это, а? – спросил он. – Хочу сказать, что мы ведь не...
– Просто делай то, что говорю. – И прежде чем скрыться в ванной, она бросила ему полотенце. – Держи. Это для благопристойности.
Он лежал на коврике ничком с полотенцем на ягодицах, положив подбородок на кисти рук, всем телом ощущая жар от камина. И размышлял. Необычность ситуации заключалась в том, что они никогда еще не занимались любовью. Они проводили вместе всего лишь третий вечер, и, хотя требовательная страстность недавних поцелуев и ласк несомненно означала, что им суждено стать вскоре любовниками, он не предполагал, что, когда этот момент наступит, ему будет отведена такая пассивная роль. Он не то чтобы агрессивен по природе. Скорее застенчив, в особенности в компаниях и с женщинами. Еще в юности быстрый рост и непокорная шевелюра заставляли его стесняться собственного тела. Подобное самоощущение плюс религиозная мать и склонность к прыщавости, как бы тайно сговорившись, охраняли его девственность вплоть до второго курса колледжа. Девушка-первокурсница, позволившая Филу Крамеру соблазнить ее, говорила о нем так:
– Он только поначалу застенчивый. А в постели уговорит так, что твои ножки сами раздвинутся.
Однако, прожив пять лет и познав восемь девушек, он все еще был в себе не уверен. Знал, что, даже лежа обнаженным на ковре, не являет собой сексуального объекта. Слишком уж высокий и нервный. Волосы сильно смахивают на копну сена, по которой проехался трактор, но не сгреб до конца. Да еще брызги веснушек полосой поперек носа. Он уже примирился с той горькой правдой, что в нем умственное начало преобладает над физическим и девушка, которая им заинтересуется, тоже, вероятно, будет умной.
Джанет Сэндифер он встретил на воскресном семинаре по новейшему компьютерному языку, устроенному компанией «IBM». Во время перерывов на кофе он несколько раз взглянул на нее, но завязать разговор смелости не хватило, пока она сама ему не улыбнулась. У нее была аккуратненькая плотненькая фигурка, а лицо такое, что он не смог отвести глаз. Позднее, когда они познакомились, она сообщила, что три года назад она закончила колледж в Лос-Анджелесе, где получила сразу две степени: по компьютерному обучению и по математике, а теперь работает аналитиком компьютерных систем в одной фирме в Торрансе, которая проектирует и производит научную аппаратуру. Три повышения по службе и два поощрения внушили ей чувство, что для нее не так уж важно, станет ли она когда-нибудь матерью.