– Я не сомневаюсь, что Дункан замечательный инспектор, но он не обладает твоим богатым опытом. Сходи туда сам, Ларри, и доложи мне. Я не имею в виду письменный доклад. Просто позвони и опиши, что там увидел. Можешь также записать показания измерительной аппаратуры, пока ты там будешь, чтобы удостовериться, что Дункан добросовестен.
– Имеешь в виду сегодня вечером? Да меня сегодня вымотали три китайских инженера с каким-то парнем из Госдепартамента. Им, видите ли, надо было забираться на все эти проклятые штуки. Я совсем выдохся.
– Да, боюсь, что имею в виду сегодняшний вечер. Если внизу конструкции произошли изменения, выяснением причин этого следует заняться немедленно. Если наш юный Крамер каким-то чудесным образом наткнулся на нечто особенное, мы вовсе не хотим, чтобы он потом ходил повсюду и говорил: «А я ведь об этом предупреждал».
Джефферс вздохнул.
– Проверю попозже. Сначала что-нибудь перекушу и прочитаю газету. Я позвоню завтра, если увижу что-нибудь необычное.
– Позвони в любом случае. Мне нужно непосредственное подтверждение.
– Ладно, босс, как скажешь. Привет жене.
Глава 4
Барри Клампетт представился Рошеку и извинился, что так поздно послал приглашение и назначил встречу на поздний час.
– Когда президент узнал, что вы в городе на съезде инженеров-строителей, – сказал Клампетт, – он пожелал связаться с вами и встретиться. Прежде всего позвольте передать его сожаления о том, что он сам не смог быть здесь. Мне поручено поговорить с вами от его имени.
– Когда президент США кого-либо приглашает, – ответил Рошек, устраиваясь в кресле и прислоняя свои костыли к столу, – приглашенный не думает, удобен для него назначенный час или нет.
– Вы были бы удивлены, узнав, сколько людей того же мнения, – сказал Клампетт и закурил сигарету.
Было девять часов вечера, и небо уже потемнело. Сквозь окна Рошеку были видны огни в окнах других правительственных зданий. Бюрократия федеральных служб либо работала допоздна, либо, уходя домой, забывала выключить свет. Сквозь листву деревьев можно было разглядеть монумент Вашингтона, поблескивающий под лучами прожекторов. Рошек присмотрелся к своему визави. Вежливый. Ловкий. Немигающий, пристальный взгляд, чему, по всей вероятности, обучил его какой-нибудь психолог-консультант. Безобидный и угрожающий одновременно. Однако по человеческой сути жидковатый. Мужчина этого типа не может углядеть разницы между тем, что он чувствует по поводу какой-либо проблемы, и тем, каких чувств от него ожидают.
– А что же происходит? – спросил Рошек. – Я знаю, вы проверяете меня через органы безопасности. Как рассказывают друзья и соседи, их опрашивают агенты ФБР, парни, которые, вероятно, могут легко прикончить человека кухонным ножом.
Клампетт и сам соответствовал такой характеристике.
– Надеюсь, – сказал он, – они не слишком назойливы.
– Мне просто интересно, необходимо ли это. Моя фирма много лет проектирует массу объектов для армии. В соответствующих документах должны быть результаты всех видов проверок моей благонадежности.
– Кроме одной. Проверки, требуемой для того, кто может оказаться на глазах у общественности.
Глаза общественности? До Рошека доходили слухи, что его кандидатура рассматривается для какого-то назначения, но он отмахивался от них как от вздора. А Клампетт уже раскрыл какую-то папку на своем письменном столе.
– То, что нам нужно знать, мало связано с вопросами национальной безопасности или патриотизма. Это связано с качествами... с качествами личностного свойства. Которые могут обеспокоить администрацию, если их раскопает оппозиция. – Он достал из папки листок и начал вслух изучать его. – «Теодор Ричард Рошек. Родился двадцать второго мая одна тысяча девятьсот девятнадцатого года. В одна тысяча девятьсот тридцать девятом году окончил с отличием Массачусетский технологический институт. Работал в бюро рекламаций по проектированию и сооружению плотин в Шасте и в Форт-Пеке. Во время второй мировой войны служил в инженерных войсках, отмечен командованием. С одна тысяча девятьсот сорок шестого года женат на Стелле Робинсон. Детей нет. В одна тысяча девятьсот сорок седьмом году основал собственную проектно-консультационную фирму, в настоящий момент, по данным „Новостей инженерного дела“, фирма оценивается как двенадцатая из самых крупных в стране. Из-за неправильно поставленного диагноза в результате полиомиелита с одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года ногами владеет лишь частично».
– Надеюсь, вам не слишком дорого обошлись эти сведения? Их большую часть можно извлечь из «Кто есть кто в мире инженерии».
Клампетт слегка улыбнулся, потом спросил:
– У вас есть личный банковский счет на сумму более тысячи долларов в какой-нибудь зарубежной стране?
– Хотелось бы иметь такой.
– Вы когда-нибудь получали заем от лица или компании, связанных с организованной преступностью, или одалживали им?
– Разумеется, нет! К чему вы клоните?
Клампетт стряхнул пепел с сигареты и зафиксировал пристальный взгляд на сидящем напротив мужчине.
– Президент изучает целесообразность создания министерства технологии. Это потребует принципиальной реорганизации. Бюро рекламации, гражданские функции служб инженерного дела, транспорта, окружающей среды, энергетических мощностей и так далее. Дюжина самых разных научных и промышленных исследовательских и изыскательских программ. Все это будет помещено, так сказать, под один зонтик. Та система, по которой сейчас распределяются федеральные ассигнования между этими конкурирующими пользователями, хаотична, и не мне объяснять вам это. В основе концепции такого нового подхода установление приоритетов, основывающееся больше на разуме, чем на политике. Эта концепция, как верит президент, должна понравиться избирателям. А ее жизнеспособность будет в значительной мере зависеть от человека, на которого мы хотим возложить ответственность за все это. Вы, мистер Рошек, один из немногих инженеров и ученых, кандидатуры которых рассматриваются. А титул будет таким: министр по вопросам техники.
Рошек выслушал с возрастающим удивлением. Пост в кабинете! Он никогда всерьез не думал об этом. Главный инженер в бюро рекламации – вот что, как он думал, ему собирались предложить. Голос слегка дрогнул, когда он попытался ответить:
– Я... Я польщен, конечно... Это полная неожиданность для меня. Мне делает честь, что сам президент...
– Пока что это предложение на стадии пробного шара. Надо будет побеседовать и с другими кандидатами.
Мысли Рошека неслись стремительно. Будучи ответственным за федеральные субсидии и ассигнования науке и технике, за техническую политику и приоритеты, он получил бы огромную власть. И страна впредь на долгие годы стала бы полигоном для идей и суждений...
– Вашу корпорацию, – продолжил между тем Клампетт, – придется передать на определенный срок партнерам, сохранив пай на будущее, чтобы избежать явного столкновения интересов.
– Прошу прощения? О да, конечно.
Временами Болен шокировал Рошека как человек, всегда финиширующий вторым. А Бенедитц – любитель денег, с кругозором бухгалтера, этакий умелец тасовать бумаги. Но обоим, разом, вероятно, можно на некоторое время поручить руководство, не нанеся фирме невосполнимого ущерба.
– Ваши инженерные качества превосходны, – ровным голосом продолжил Клампетт. – Вы пользуетесь репутацией человека с воображением на стадии замысла и консервативного на стадии исполнения. Ваши проекты, по нашим источникам, отличаются равно как мощью, так и эстетикой. Такое можно продать.
– Продать?
– Избирателям, Конгрессу. Средства массовой информации создадут ваш общественный имидж этакого опытного решительного мужчины с твердым характером и цельной натурой. А теперь, раз уж я встретился с вами, должен сказать, что вы можете служить неким образцом высокой нравственности, в чем, возможно, – в этом месте он позволил себе еще раз слегка улыбнуться, – даже газета «Вашингтон пост» вряд ли осмелится усомниться. Видите ли, мистер Рошек, в делах, подобных этим, имидж важен как воздух, если удастся пройти сенатские слушания по вашему утверждению. Многие котируются так же, как и вы. Мы выберем того, кого сможем наиболее легко запродать как идеальную кандидатуру.