— Я разберусь, пробормотал он, тасуя конверты так и эдак, переворачивая.
— Вот оно, я просто положу…
— Сказал же разберусь! и он перевернул конверт лицом вниз, прижал локтем — теперь можешь просто найти тот чёртов номер? где ты его записала? Рвется бумага. — «Дэн Рэй, оценка страховых убытков» сволочи, ты посмотри. Уведомляем что не можем разместить ваш чек на частичную оплату услуг этого чёртова доктора Шака для последующего инкассирования, уведомляем что порекомендуем его юристу подать иск о взимании с вас полной суммы плюс судебные издержки, процент и смотри Лиз, здесь какой-то Штумпп пишет что подаёт на тебя в суд за, Лиз?
— Что пробормотала она, неразборчиво, её губы припёр прижатый синий фломастер, её пустой взгляд оставался на лохматом хохлатом профиле преподобного Элтона Уде в окружении заголовков МАЛЬЧИК УТОНУЛ В сужая захламление вокруг, фломастер опустился — я пытаюсь вспомнить куда я…
— Ты меня послушаешь? Говорю на тебя тут в суд подают, если кто придёт не открывай. Штумпп вызывает тебя в суд явится какой-нибудь подозрительный курьер их за милю видать, какой-нибудь нищий конченый засранец получают семь долларов за доставку он должен вручить тебе лично в руки, коснуться тебя, увидишь на пороге какого-нибудь забулдыгу откроешь он только и скажет Миссис Бут? всучит бумажку и был таков, не открывай. Номер нашла? в его руках рвалась бумага — вот, наконец-то пришло ты что не видела? Говоришь ничего кроме счетов я уже неделю жду чека по инвалидности уж думал они меня потеряли в своем чёртовом компьютере Лиз я думал ты следишь, единственное на что мы можем полагаться я думал ты знаешь, я думал ты знаешь Лиз… рвалась бумага, — Доктор Юнт пятьдесят долларов за консультацию что ещё за доктор Юнт чёрт подери.
— Это, ничего нет я просто пытаюсь…
— Вспоминай Лиз! Вспоминай! Где номер чёрт подери, говоришь где-то записала… он размахивал размазанным пейзажем с лодками у Эльютеры, — пытаюсь что-то запустить господи Лиз какого дьявола я запущу если ты записываешь номера и потом теряешь а остаток дня висишь на телефоне с Эди? Оставил блокнот прямо у телефона чтобы ты, кто ещё звонил. Были звонки? Лиз?
— Много.
— Что?
Она не поднимала глаз от стержня фломастера, который юркал, порхал сипим по газете, расширяя пустоту, — Мадам Сократ сказала этим утром было много звонков.
— Но, кто? Кто, чёрт…
— Мадам Сократ приходила убираться Пол, ты просил её вызвать и убраться. Она сказала этим утром было много звонков но она с Гаити и не говорит по-английски и не отвечала.
— Но она, но почему не ответила ты! Что…
— Потому что я была в Нью-Йорке, Пол… фломастер дрогнул на бумаге, — этим утром я ездила с тобой в Нью-Йорк забыл? к доктору Киссинджеру? Когда я приехала он ещё не получил мою медкарту от доктора Шака так что я отправилась к доктору Шаку, а доктор Шак всё ещё в отпуске, и его медсестра его стерва-медсестра накричала на меня и сказала что карту они послали и позвонила в приёмную доктора Киссинджера и тогда сказала что ничего не послала но пошлёт а выдать на руки без разрешения доктора Шака не может и я вернулась…
— Слушай Лиз это не имеет никакого отношения к…
— Это имеет отношение ко мне! Я вернулась к доктору Киссинджеру но мне сказали он уезжает в Европу а я никак не могла отдышаться и договорилась о новом приеме и я, я вернулась домой я, села на метро до автобуса и, и приехала домой на автобусе.
— Так ладно слушай Лиз я не хотел сказать…
— Не хотел никогда не хочешь, вся жуткая поездка впустую а это метро никак не могла там отдышаться никогда не хочешь, Сетти лежит при смерти в ожогах а ты даже, даже…
— Ох, Лиз, Лиз…
Она уронила фломастер, перевела дыхание, бессмысленно уставившись на фотографию в газете, вдруг её стул шаркнул по полу, стукнул о стену. — Где эта книга про птиц, он же в ней где она, вот… на большой сахарнице, куда она её сунула, пока подавала на стол тарелку, теперь пролистала — вот… распластала страницы на красногрудом крохале, — вот твой номер, вот твой преподобный Уде, так и знала что где-то записала.
— Погоди… он уже набирал, — Лиз?
— Я наверх.
Пока огибала столбик, — Привет Элтон? это ты старина?.. догнало её на лестнице, а внизу в прихожей — неисповедимы пути, что есть то есть… Захлопнула за собой дверь толчком бедра, единственное освещение — лиловатая аура ожившего от её касания телеэкрана со спускавшейся в завихрения тумана фигурой в плаще. Гребень холма впереди оседлала восходящая луна; бледная точно облако, но с каждой минутой обретая яркость[81], и она расстегнула юбку, распахнула блузку и вернулась на край кровати с намоченной махровой салфеткой. Подъезжал конь. Он был уже совсем близко, но всё ещё оставался невидимым; когда вдобавок к цок-цок раздался шорох под живой изгородью, и совсем рядом возле ореховых кустов проскользнул огромный пёс, ясно выделявшийся на их фоне чёрно-белой окраской шерсти. Тут появилась лошадь, высокий скакун с всадником на спине, и, пока она выскальзывала из блузки, всадник и конь упали; копыта коня поскользнулись на обледеневшей дороге. Пёс вернулся огромными прыжками, увидел, что его хозяин попал в беду, услышал стон коня и принялся лаять, а тёмные холмы отвечали ему раскатистым эхом.
81
Здесь и далее цитаты из «Джейн Эйр» (Jane Eyre, 1847) в переводе И. Гуровой. Лиз смотрит фильм Роберта Стивенсона «Джейн Эйр» (1943) с Орсоном Уэллсом и Джоан Фонтейн.