— Мы им покажем, Элтон, донеслось из прихожей снизу, — еврейская либеральная пресса… и она встала закрыть дверь, вернулась спрятать свою обнажённую грудь под внезапным взглядом Орсона Уэллса, закутанного в скрывавший его фигуру плащ для езды с меховым воротником, со стальными застёжками, лицо у него было с суровыми чертами и тяжёлым лбом; его глаза под нахмуренными бровями были полны сердитой досады и требовали ответа, откуда она взялась, снизу? вы говорите о том доме с парапетом? и он указал на Тёрнфилд-Холл, облитый бледными лучами луны и чётко белевший на фоне леса, который по контрасту с небом на западе казался сплошным скоплением чёрных теней, требовал ответа Чей это дом? Мистера Рочестера. Вы знакомы с мистером Рочестером? Нет, никогда его не видела. А вы не могли бы сказать мне, где он? Я не знаю…
— Лиз? Она натянула простыню, размазывая кончиком пальца вдоль выступа скулы крем из открытой на столе банки, пока нарастающая музыка поднимала его в седло, откуда он требовательно протянул руку за хлыстом. Дверь с треском раскрылась — Лиз! Ну какого дьявола! При первом прикосновении шпор его конь вздрогнул и взвился на дыбы, но тут же понёсся по дороге, пёс бросился за ним, и все трое исчезли из виду. Он выключил звук, размахивая газетой в сером свете, — ты посмотри! Как ты могла… он сел на кровать, — ты это только что? прямо пока мы там сидели?
В её взгляде было не больше смысла, чем в изданном ею звуке.
— Это это, не нужен нам ребёнок в доме с тобой уже как с ребёнком! Как с, прямо там сидела прямо передо мной с чёртовым синим фломастером смотри что ты наделала!
— Ой Пол, я не нарочно…
— Какого дьявола ты наделала! Мне же её ещё слать Лиз я должен послать копию Уде! Какого дьявола я ему теперь, ты посмотри, лохматые синие перья эти точки на рубашке расписала его в чёртову птицу?
— Я только хотела…
— Что, выставить его какой-то, только потому что в нём полтора метра роста надо было пририсовать лохматые перья на лысой макушке чтоб он выглядел как какая-то чёртова толстая утка?
— Пол я же только, в смысле так я вспомнила где записала телефонный номер потому что он был похож на, потому что он мне напомнил картинку с…
— С чем, кого, утки? Чертовски хорошая фотография Лиз я её сам им приносил, сам отдал газетам теперь посмотри, сделала какую-то карикатуру ты посмотри. Показать его в благородном свете чёрт подери только ради этого я и протащил его в газету это же серьезно Лиз! Тридцать сорок миллионов с долларом в кармане это серьёзно, можешь ты понять? Протащил его в газету выставил в хорошем свете? Там же люди тонут добрые честные верующие люди а ты карикатуру рисуешь?
Она сильнее запахнула простыню. Он отвернулся, ссутулился на изножье кровати, уронил плечи, погрузившись в пантомиму разборчивой в брендах женщины, которая ухаживала за измождённой жертвой боли в спине до самого самодовольного заключения, пока наконец не встал, не смял осквернённый профиль преподобного Уде в комок, — чёрт подери Лиз. Пытаюсь тут что-то запустить даже не знаю кто мне звонит, один звонок доходит всего один звонок а ты его записываешь в книжке про птиц, не можешь его найти не можешь найти почту хотя бы её в дом занесла, это ты наконец переборола? Сказала себе что сможешь открыть почтовый ящик и наконец справилась, а с остальным точно так же не можешь? Сказать себе что у нас тут не мультфильм? Он швырнул газетный комок в тень мусорной корзины, — перед тем как проверил пошёл положить это в папку и даже чёртову папку найти не могу. Лиз?
— Да?..
— В последний раз держал её… он нагнулся развязать шнурок, — последней клал в неё вырезку про Маккэндлесса когда это было, воскресная газета? Не могу найти чёртову погоди, я возьму, вдруг это… он потянулся к трубке, — Кто?.. Не знаю такую нет, ошиблись номером… Он выпрямился, сбросив ботинки, поймал рукой угол комода, выпутываясь из штанов, наконец широко расставил разутые ноги, сражаясь с пуговицей рубашки, опустил руку почесать, там болталось силуэтом набухшего предвестия на фоне луны, торжественно поднимавшейся; луна казалась оком, взирающим вверх, пока вершины холмов, из-за которых она поднялась, уходили всё ниже и ниже, она же устремлялась к зениту, полуночно тёмному в своей неизмеримой глубине и непостижимой дальности; и к трепещущим звездам, что следовали за ней.