— Какого чёрта ты делаешь!
Бутылку вырвали, и он попятился, держа свою руку и глядя на неё как на что-то чужеродное, заботливо поглаживая ушибленное запястье у сустава в поисках, чем бы стереть плеснувшее виски, его запах, — шестнадцать, Маккэндлесс. Это последнее предложение. Это их предел. не я выбирал а они, на это меня уполномочили… он стоял и вытирал руку о зад штанов, — наличными. В любой валюте по желанию, с доставкой в любое место и с билетом в один конец, хочешь новую личность дадут новую личность, будешь продавать снегоступы в Киншасе всё устроим. Шестнадцать тысяч.
— Что это за билет в один конец, твое Нечестивый бежит, куда никто не гонится за ним? Думаешь я в бегах?
— Там «когда», Маккэндлесс. «Когда»… Он вне досягаемости ковырял лепнину, присел простучать ванчес, — когда никто не гонится за ним, Книга притчей двадцать восемь, а…
— И праведник смел как лев ты об этом? Вломился сюда перебирать бумажки, простукивать стены что ты…
— Там «а», Маккэндлесс, а праведник смел как лев Книга притчей двадцать восемь, один. Он простучал, снова простучал, выпрямился — Ты в курсе что здесь было? Здесь была кухня, ты в курсе? Ты обшил все стены панелями и послушай… он постучал, — теперь здесь послушай. Слышишь разницу? Это дымоход. Вот цементная приступка где стояла плита а это дымоход для дополнительного отвода. У тебя тут дополнительный дымоход который никуда не ведёт, я никак понять не могу. Здесь была кухня, там твоя кухня была столовой а твоя столовая была передней. Жалко у тебя нет детей, ты в курсе? Он отвернулся к шкафу со словарями у самой раздвижной двери. — мог бы их тиранить своими великими идеями как тиранишь всех остальных… он перевернул страницу второго Уэбстера, пролистнул пачку страниц, где в расщелине жёстко торчала открытка с приглашением и подписью «Надеемся вы с Ирен сможете нас посетить», — знаешь что? Я сказал мы с тобой раньше разговаривали, но нет. Это ты разговаривал. Ты разговаривал а я слушал, Хелен Келлер в лесу когда падает дерево и прочие твои, правда и что происходит на самом деле а знаешь что? Меня завербовали не они Маккэндлесс, меня завербовал не Крукшенк. А ты. Ты в курсе? Он пролистнул страницы, задержался осмотреть цветную иллюстрацию орденов рыцарства и заслуг в аляповатых хитросплетениях крестов и лент. — Просто оставь этот бардак позади и уйдёшь при шестнадцати тысячах на расходы. Времени у нас в обрез.
— Я понял.
Он взвесил закрытую книгу. — Никогда не думал поставить детекторы дыма? Тут может и настоящий пожар случиться, ты в курсе? Книги, бумаги, одна бумага, балки твои сохнут уже лет девяносто. Задумался бы о жильцах Маккэндлесс, поставил бы детекторы дыма. Задумался бы о рыжей. Всё что ты здесь заныкал сгинет в минуту с остальной макулатурой, все кто это ищут ничего не получат зато будут знать что с этим не появится никто другой и не подгадит. Думаешь пожары сами собой начинаются? Он запахнул пиджак, повернулся и вышел в дверь на кухню, застёгиваясь. — Однажды сам мне спасибо скажешь, ты в курсе?
Я скажу спасибо прямо сейчас Лестер, раздалось позади, в кухню, — я скажу спасибо за то что ты ушёл.
— Поставь детекторы дыма сейчас сработают раньше чем успеешь их поставить. Так что там было про дамскую комнату в «Саксе».
— У неё украли сумочку. В ней лежали её ключи.
— Мог быть кто угодно… Он остановился над столом, сложив руки, как крылья, изучая страницу с крестами, кляксами, градом стрел, когда включился свет. — Знаешь единственное хорошее в этой твоей дрянной книжке? Он повернул страницу одной стороной, другой, — та сцена где этот Фрэнк Кинкед ставит шезлонг на палубе ночного парома из Могадишо? где у него большие пальцы застревают в петлях когда он садится и защемляет себя собственным весом орёт зовёт на помощь, сидит там всю ночь и мимо не проходит никто кроме чёрного пацана который видит как он вертится и орёт и просто думает что он надрался. Может вот что произошло… Он перевернул страницу вверх ногами, вернул как взял. — Может вот что произошло на самом деле.