Она вернулась через кухню, где теперь часы трудились над тем часом, когда вчера пальцы прошли вдоль её спины донизу, задержались на вершине разлома в поисках за краем, ниже, глубже, отчаянные выдумки вроде бессмертной души и этих проклятых младенцев, которые носятся вокруг и требуют родиться или родиться заново, всё это страх, встала заглянуть внутрь, где побледнел дым и осела пыль на замусоренный стол под потускневшими стеклами, на книги, стопки, мешки для мусора, всё сразу, отступить и полностью захлопнуть дверь, защелкнуть навесной замок ударом ладони и отвернуться смять бумажную салфетку, чтобы высморкаться. Дом наполнился неподвижностью, но она словно прислушивалась, боюсь я вас потревожил миссис Бут но он научился пользоваться проклятой лопатой, вот в чём разница. Зачем ты это сказала Бибб, у тебя всегда было превосходство типа так ты всегда выживаешь но он вроде клевый старик, боюсь я вас потревожил миссис Бут… Она включила радио услышать об изнасиловании каждые шесть минут в этой стране и выключила, не спуская глаз с молчащего телефона, пока не взяла трубку и не набрала. — Да, алло? Можно, это миссис Бут Элизабет Бут, могу я поговорить с Адольфом? Просто… А, а нет всё в порядке нет, не мешайте ему. Ничего важного.
А вот и они, взносились вверх по холму на носимых лохмотьями криках вроде летящих листьев, один в один, тут в пятнах, желтоватые, там подобравшиеся и съеженные бурые, но все листья, шапки, перчатка, или варежка, или даже носок, а это? книга в воздухе рассыпает страницы и просыпавшаяся улыбка на лице самого маленького из них, застывшего с широко раскрытыми глазами при её располовиненном виде за стеклянными панелями двери, где она держалась за столбик, словно удерживала равновесие, неподвижная, как старик, подпершийся метлой, чтобы сориентироваться, снова нащупать опору против угрозы любого движения, даже её самой, теперь она внезапно открыла дверь и вышла за двумя книгами, почти неразличимыми в листьях, где упали, одна в желтой обложке и вторая, в коричневом коленкоре, «Пророки банту из Южной Африки», увидела она, когда занесла, крепко закрыла дверь и повернулась к лестнице.
Où est-ce que je peux changer des dollars pour des francs?[119]
Она смотрела, пока на экране не появились образующие слова губы, плотно сжимая собственные поверх их отверстия, натягивая сумбур простыней, расстелив нижнюю и подоткнув углы, развернув верхнюю, чтобы встряхнуть.
В отеле можно обменять доллары? Est-ce que je peux changer l’argent a…
И наблюдая за их оседанием, разглаживая морщинки, только чтобы с каждым поглаживанием увидеть, как быстро возвращается их сырое свидетельство, махом сорвала обе простыни и отправила дальше по коридору к скомканным носкам, трусам, сырым полотенцам на полу в ванной.
A quelle heure ouvre la banque?[120]
С теми руками, разобщёнными, в ржавых пятнах, обветшавшими чертами лица приглушенными и стёртыми на странице, где она их и оставила, она раскинула на чистых простынях манильскую папку, потянулась за карандашом и не нашла, и потом медленно вернулась на свежую наволочку, спокойную в пепельном румянце от онемевших губ, изгибающихся в беззвучных слогах на экране и уступивших, как уступал свет в окне, играющей на пианино даме, играющему в гольф мужчине, пока в комнате смеркалось, лиственным видам и муравьям-солдатам в мрачной процессии, на миг озаряющим стены вспышкам снарядов, тускнеющим на людях с носилками, людях при зарядке гаубицы, выстреле из миномета отвернувшись, заткнув уши от грохота, грохота, она уже была на ногах, ноги на полу, руки к свету, с криком — Иду! на грохот в дверь внизу, помешкав и потом смахнув папку с кровати обратно в ящик под блузки, шарфы, перед тем как спуститься по тёмной лестнице, зажечь свет под вышивкой, открыть дверь.
— Я думал никого нет дома.
— Вы кто!
— Продукты? вы заказывали продукты?
— Ой. Ой простите да, я забыла просто, просто подождите здесь.
— Только вино, для вас не смогли найти вино.
— Ничего страшного сказала она, пересчитывая по возвращении банкноты из ящика на кухне. — Ничего страшного.
Она достала чашку, поставила чайник и потянулась к радио, только успевшее её предупредить, что любимым музыкальным инструментом короля Неаполя была шарманка, как удар ногой в дверь развернул её с — Пол?