Эти слова Виллем часто вспоминал по вечерам, выстругивая дома вальцы для леэбикуской льнотрепалки. Рука механически водила рубанком по дереву, свивалась в кольца белая стружка, валилась на пол. Далеко были Виллемовы думы, совсем не при плотничьем деле.
Спустя несколько дней сам Гендрик — арендатор из Леэбику — приехал за вальцами и воротком. Был он замкнут и немногословен, погрузил машинные части и собрался ехать.
— Сколько причитается за работу? — спросил Гендрик, перевязывая воз верёвкой.
Виллем ответил, что не стоит, мол, беспокоиться, это просто так, по-родственному.
— Нет, — сказал Гендрик. — С какой стати просто так? За каждый труд нужно платить, и нечего отказываться!
Он не отставал от Виллема до тех пор, пока тот не назвал сумму, а потом выложил на плотничью ладонь сколько следовало. Не было в Гендрике обычной приветливости, не называл он Виллема зятем, как бывало раньше, перекинулся двумя-тремя словами — и уехал. Спустя немного Лийна сообщила Виллему, что свадьбы не будет, И сама она, и родители против такого шага. Пусть, мол, вся эта история с женитьбой сама по себе утихомирится, забудется, и не надо, чтобы кто-нибудь заводил об этом речь.
Лийна отступилась не без причины. Она ничего не скрывала и отрезала напрямик: Аннь! Виллем хороводится с Аннь, когда у него самого накрепко сговорено с ней, Лийной. Разумеется, слушок о странных отношениях между Аннь и плотником докатился до Леэбику, где и решили покончить с таким женихом.
В какие объяснения ни пускался Виллем — свадьба расстроилась. Кто же поверит, что у него с Аннь ничего не было, что Аинь бегает к нему по вечерам вопреки желанию Виллема, то принесёт что-нибудь починить, то унесёт — не зря ходит. Не верили в Леэбику этаким подозрительным речам, пожимали плечами, воротили нос.
Всё в порядке у Виллемовой хибарки: и крыша настлана, и стены снаружи досками обиты, охрой выкрашены, а пришлось плотнику снова коротать свои дни в одиночестве. Никто, кроме него, не живёт в домике близ лесной опушки. С Элл он расстался давно, теперь и Лийна оставила его в дураках. Какое-то проклятие тяготеет над Виллемом.
Минует мартынов день — и не придёт больше Аннь, не пошутит, а завоют зимние метели, наметут у частокола высоченные сугробы, и над ними будет выситься одна лишь заснеженная крыша с маленькой трубой, откуда нет-нет и потянет серым дымком, едва заметным в белых просторах. Кто протопчет тропку между домиком и деревней, если Аннь уедет из Кебла?
Долгими тёмными вечерами сидел покинутый, одинокий Виллем в полупустой горнице и размышлял о своей жизни. Аннь! Неужто она чересчур молода для него? Не взять ли всё-таки в дом эту белокурую озорницу, хотя бы ради того, чтобы отомстить Лийне: ему, мол, всё нипочём, он ещё поживёт!
И Аннь, перед тем как уехать в мартынов день из Кебла, дала Виллему слово к рождеству выйти за него замуж. Обещала и смеялась. А легко ли сказать такое слово — замуж! Тут сама судьба. Но нет, ни на минуту не задумалась девушка над этим словом и серьёзней не стала. Для неё вся жизнь как сон, лёгкий, хороший, —. куда ни глянь, нет ничего трудного.
Уехала Аннь из Кебла в другую волость к своей матери, уехала до самого рождества. Никто по вечерам не приходил под окошко Виллема пугать, дверью хлопать, по комнате носиться, шутки шутить.
Настала осень — ветреные холодные дни, тёмные, беззвёздные ночи. Потом пришла зима с пересвистом вьюг, с высоченными сугробами у забора.
Сидя за работой, Виллем мечтает. Частенько вспоминает, как, бывало, в эту вечернюю пору по полю семенила Аннь, прямиком к его домику, как, распахнув дверь, вбегала в горницу. Когда он чуть ли не враждебно относился к девушке, а нынче вспоминается то время совсем по-иному, с нежностью, и становится оно тем краше, тем светлее, чем дальше уходит в прошлое.
Возится Виллем у верстака, руки, как заведённые, толкают рубанок, и тот ровно ходит по доске: вперёд-назад, вперёд-назад, а мысли петляют, далёко их заносит.
Однажды вечером раздался стук в оконную раму: прежде так стучала Аннь! Рубанок замер как вкопанный, руки у плотника задрожали, печальное лицо засветилось улыбкой: приехала!
Да, это была Аннь. Ей случилось проезжать неподалёку, и решила она заглянуть к Виллему. Повернула лошадь на поле, к освещённому окну, — надо же проведать одинокого друга.
Жизнь привезла с собой Аннь в сумрачную избёнку. Снова озорничала гостья, снова дурачилась по-ребячьи. Как и раньше, она не зря навестила нынче Виллема, у неё действительно было к нему дело: она приехала сказать, что берёт назад обещание выйти за него замуж. Она, мол, в другой волости уже сыскала себе кого-то, молодого и пригожего.
Да, выходит, не зря приехала Аннь, по долу. И опять шутки, и опять ребячьи выдумки, и опять рыщет она по комнате, как вояка-добывака в деревне, захваченной у врагов.
Потом уехала. Заскрипели полозья дровней, и необычные следы пролегли через поле, где лежал снег, лёгкий и сухой, как пепел. След не сомкнулся ни с одной тропою, а напрямик вымахал на просёлок.