Благодаря тем, кто ответил на вопрос серьезно, вариант «б» побил вариант «а» со счетом 10:1. Иными словами, большинство веганов избегают меда исключительно по причине страха перед тем, что их осудит «веганская полиция» – те, кто исходя из соображений о том, что вести веганский образ жизни лишь на 99,5% равнозначно растлению малолетних, назначил себя патрульными движения, которые выискивают и гнобят каждого, кто дерзнет нарушить (или избегнуть, или по-своему интерпретировать) любое из правил.
Если не являющаяся веганом знаменитость делает хоть что-то для животных – заявляет, что не будет фотографироваться в мехах, возьмет собаку в приюте и т.д. – мы, как правило, относимся к этому человеку так, словно он изобрел лекарство от рака, и неважно, что он только-только подписался под разрывом мирного соглашения между Израилем и Палестиной. Но стоит этой персоне объявить себя Веганом, как она сразу оказывается в дурацком положении.
Самопровозглашенный веган теряет кредит доверия, независимо от того, что он делает, потому что совершать благие деяния – это вроде как обязанность вегана. При этом если человек демонстрирует несообразность или несовершенство любого рода, его статус моментально сводится к роли приманки в кишащем акулами веганском бассейне.
Когда мы спрашиваем «Этот товар – веганский?», мы, по идее, интересуемся, не пострадали ли животные при его производстве, в то время как наши охотники на ведьм пытаются заставить задавать другой вопрос: «Если я это куплю/съем/использую, это никак не отразится на моем статусе вегана?»
Мыслить в таком ключе чревато двумя негативными последствиями: во-первых, мы производим впечатление махровых кретинов, которые волнуются исключительно о таких глупостях, как моно- и диглицериды, – штуковинах, которые не особо влияют на судьбу животных (и это понимает любой адекватный человек); и, во-вторых, как это происходит в случае с кормлением наших собак и котов, мы часто не замечаем, когда действительно способствуем страданиям животных там, куда не добрались длинные руки «веганской полиции», способной нас покарать.
Если веганство со стороны кажется чем-то вроде секты, то это потому, что мы имеем склонность придерживаться определенной ортодоксальности, которая предписывает, что нам позволено, а что – нет, вместо того чтобы развивать собственное ощущение допустимого исходя из здравых, вразумительных соображений.
Большинство людей утверждает, что «любит братьев меньших», но они не желают ввязываться в какую-либо возню, хоть отдаленно напоминающую безумную религию, превозносящую права животных. Они предпочитают не усложнять себе жизнь и не видят ничего привлекательного в том, чтобы казаться кому-то радикалами, революционерами или фриками. Наоборот, такие ярлыки обыкновенно воспринимаются как несмываемый позор – то, чего имеет смысл активно избегать.
И это, друзья мои, основная причина того, почему мы – веганы, а они – нет.
Доброе утро, Мистер Навозник!
«Когда Грегор Замза проснулся в своей постели утром после дурного сна, он обнаружил, что превратился в гигантское насекомое».
Так начинается известный рассказ Франца Кафки «Превращение», персонаж которого неожиданно становится навозным жуком, метафорически воплощая в себе все мытарства и бессмысленность обычного человека. Если задуматься, это почти безукоризненная аналогия: Кафка не зря связывает людей не с инсектами в целом – животными, больше ведомыми инстинктами, чем рациональным мышлением – а с конкретным видом, чья жизнь настолько тесно связана с какашками, что его даже назвали в их честь.
Пять дней в неделю, восемь часов в день, навозников можно лицезреть за их дерьмовой работой: они производят говно, продают кал или просто таскают экскременты с места на место. По вечерам они так вымотаны, что обыкновенно просто приходят домой и смотрят миазмы по ТВ на протяжении нескольких часов, прежде чем впадут в спячку. По выходным они развлекаются фекальными занятиями вроде рыбалки и гольфа, а в течение трех сливных недель наслаждаются сраненьким отпуском с семьей.
Поначалу типичный навозник может говорить самому себе, что подобная рутина всего лишь временна («до того, как стартанет моя настоящая карьера» или «пока я работаю над сценарием» и т.д.), но спустя пару лет мечты, надежды и подлинные радости почти неизбежно будут похоронены под плотным слоем испражнений.
Навозник связывается с первой попавшейся более или менее приемлемой особой, которая улыбнется ему (ей) в электричке и заводит целый выводок спиногрызов. Сорок с чем-нибудь лет перед покупкой «дома на колесах», квартирка во Флориде и, в конечном счете, миловидная гранитная плита, под которую и лечь не стыдно.