Подразумевая тот факт, что потные акты человеческой любви имеют мало отношения к появлению котиков и песиков на свет (если есть исключения, я был бы рад о них узнать), называть нас родителями было бы не совсем верно. Использование слова «опекун», между тем, позволило бы нам проявлять родительскую заботу, не связывая себя биологическими законами и не оглупляя наше положение.
Дабы обзавестись родительским отношением к нашим кошкам и собакам, мы должны признать, что связаны с ними теми же обязательствами, какими связаны с нашими детьми. Например, родитель не может привязать иждивенца во дворе и оставить его там или избавиться от проблемного ребенка, заменив его другим. Вместе с тем, хороший родитель не станет холопски потакать всем капризам отпрыска, не задумываясь о последствиях. Хороший родитель/опекун, как это принято понимать – это тот, кто использует свои превосходящие опыт и знания для того, чтобы принимать решения, играющие существенную роль в жизни детей, которые сами дети принять не в состоянии. Например, будучи ребенком, мы могли и не знать про гравитацию, но наши родители/опекуны были в курсе, что произойдет с нашими бренными телами при падении на асфальт с ускорением 9,8 метров в секунду за секунду, когда запрещали играть на крыше.
Быть хорошим родителем или опекуном подразумевает заботиться о всеобъемлющем благосостоянии ребенка. Разумеется, это не значит, что ты должен игнорировать общую картину мира и приносить в жертву собственные основополагающие ценности ради его кратковременного счастья.
У меня нет детей, но я год проработал учителем в дневной медицинской помощи. Однажды я допустил ошибку, сказав паре двухлетних малышей: «Идите в туалет и возвращайтесь, когда все сделаете». Спустя минуту-другую я пошел проверить, как они там, и к своему ужасу обнаружил их истерически смеющимися и жадно лакающими содержимое писсуаров, которые располагались как раз на уровне их лиц. Они были совершенно не в состоянии понять, каким антисанитарным и, более того, отвратительным делом они занимались, и были счастливы в своем невежестве. Тем не менее, я не имел права позволить им продолжать. Как педагог, ответственный за маленьких детей, я ощущал себя обязанным воспользоваться моими знаниями и быть очень строгим в отношении запрета на питье из унитазов, пусть со стороны это и выглядело так, будто я не даю детям веселиться.
Меня всегда изумляло, насколько многих людей беспокоит «жестокость» по отношению к кошкам и собакам при отлучении их от мяса. При этом они спокойно относятся к поистине адским страданиям животных, которые идут на корма для питомцев. Даже если предположить, что для кошек и собак отсутствие мяса становится потерей, разве можно сравнивать ее с невероятными живодерствами промышленного скотоводства?
- А их задницы не болят от большого количества волокна? – спросил меня как-то один скептик по части кормления кошек веганской едой, после чего привел прецедент: - Потому что когда я ем слишком много волокна, у меня начинаются анальные боли.
- Кроме того, - продолжил он, - я не уверен, что смерть двадцати кур, которые умирают сравнительно быстро и безболезненно, действительно хуже болей в заднице у одного кота.
Когда его слова еще только слетали с губ, я уже видел их на бумаге. Я бы вряд ли подобрал более подходящий пример, который живописал бы всю нелепость аргументов против веганского питания для кошек и собак, чем эта анальная аналогия. Каким-то образом я совладал с собой и попробовал ответить почти интеллигентно:
- Не вижу причин полагать, что употребление овощей в пищу влечет за собой боли в анусах кошек. Мои кошки – веганы уже много лет, и я никогда не наблюдал ни у одной из них чего-либо, хоть отдаленно напоминающего ректальный дискомфорт. Но даже если бы это соответствовало действительности, представьте себе двадцать кошек, которым предстоит умереть – и не просто умереть, а провести всю свою жизнь в тесных, грязных клетках в компании сородичей, в постоянном состоянии боли и ужаса, не имея возможности за всю свою жизнь удовлетворить ни один из своих основных инстинктов, – чтобы избавить одну курицу, играющую с солнечными зайчиками и мурлычущую на коленях у хозяина, от легкого зуда в заду? Примем ли мы мучения и смерть многих кошек как меньшее из зол в стремлении устранить небольшое неудобство, с которым столкнулась курица?
В статье «Кошки и собаки – вегетарианцы: чем мы кормим наших друзей» Ингрид Ньюкирк 54описывает увиденных ею кур в клетках у ворот скотобойни по окончании рабочего дня:
«Большинство умерли от теплового удара, но некоторые выжили. Они были втиснуты в пластмассовую решетчатую тару, слишком невысокую, чтобы распрямить конечности. Едва живые куры задыхались, их клювы были раскрыты и сухи, в ноздрях спеклась слизь. Они пытались пить тающий лед из моих рук, но их головы были чересчур тяжелыми, чтоб они могли их поддерживать.
Эти животные – одни из миллионов, выставленных за пределы боен. Они обречены жить в страданиях и умирать, не получая обезболивания, ветеринарного ухода или даже глотка воды, порой до нескольких дней, когда в непереносимую жару, а когда – в минусовую температуру, зачастую без какого-либо укрытия от плохой погоды, до тех пор, пока не явится инспектор из Министерства сельского хозяйства, чтобы маркировать их как «негодных для употребления человеком».
Тех, что умрут, в ожидании этого дяди, перемелют для садовых удобрений. Тех, кто выживет, отправят на еду для домашних животных. Старые коровы превратятся в «Новый Фрискис», сломанные и гангренные кости раздробят и покидают в гладкие баночки с надписью «СуперУжин».
Всякий раз, когда мы идем в магазин, мы голосуем за эту систему своими купюрами. Кто-то голосует против мясника. Но многие из нас по-прежнему держат животных-беженцев дома, которые до сих пор живут за счет страданий зверей, страдающих больше, чем кто бы то ни было».
Я встречал многих людей, которые отстаивали свое решение кормить мясом кошек и собак, утверждая, что «заставлять их отказаться» от него было бы неправильно и аморально. Но разве не аморально причинять боль и навлекать гибель на стольких животных ради удовлетворения интересов своих питомцев?
Много лет назад, когда я работал в ветеринарной больнице, одна шизанутая дама приносила туда своего несчастного котенка каждые пару недель, хотя с ним все было в порядке.
- Каковы симптомы, миссис Шизоид? – спрашивали мы (фамилию, конечно, произносили иную).
- Ну, - отвечала она, - я держала его на руках и показала в направлении клиники, а он мяукнул.
Сколько бы мы ни демонстрировали ей результаты анализов, где все было «отрицательно», она верила, что если в очередной раз покажет на клинику, и котик мяукнет, значит, он болен и хочет, чтобы его госпитализировали. Будучи маленьким котенком, однажды он забрался в шкаф на кухне и вышиб оттуда на пол кастрюлю. С тех самых пор она заставляла несчастного котенка использовать эту кастрюлю, как туалет, ни секунды не сомневаясь, что он уронил ее, потому что хотел всю оставшуюся жизнь делать в нее пи-пи и ка-ка.
Если это и звучит абсурдно, то исключительно потому, что большинство из нас способны чувствовать предел коммуникативных и мыслительных возможностей животных. Решения о том, когда идти к ветеринару и во что будет правильней гадить, должны принимать мы, а не они. И дело не обстоит так, будто мы их к чему-то принуждаем. Просто это часть наших взаимоотношений. Так с какой стати тема питания должна быть исключением?
Мы некорректно ставим вопрос, когда говорим, что выбираем между «навязыванием собственных ценностей» (давая им вегетарианскую еду) и «уважением их выбора» (кормя их мясом). Разве они сделали свой выбор и донесли его до нас в предельно доступной форме? И, даже если бы мы могли основательно распознавать их вкусовые предпочтения, с какой стати нам считать их нерушимой директивой? Если наши питомцы не в состоянии понять, что другие животные страдают и умирают ради того, чтобы они ели мясо, значит, возможно, они не обладают всей полнотой информации, чтобы сделать правильный выбор относительно того, чем им питаться.