…Через полчаса художники, побросав клиентов, сгрудились вокруг почти оконченного портрета.
- Ну и гад же ты, Лихарев! - восхищенно вздыхал псевдо-Сезанн.
Володя, побледневший и весь покрытый испариной, тихо распорядился:
- Лак!
Ему тут же подали баллончик с надписью «Прелесть». Он выпустил коническое облачко, и в воздухе запахло парикмахерской.
- А это зачем? - спросила Лидия Николаевна.
- Чтобы рисунок не стерся со временем, его надо зафиксировать.
- А почему лаком для волос?
- Для красоты. Хотите взглянуть?
- Конечно, хочу.
Володя еще раз внимательно посмотрел на рисунок и медленно повернул папку. Несколько минут Лидия Николаевна вглядывалась в лицо, живущее на бумаге. Сходство художник схватил изумительно, причем сходство это было словно соткано из бесчисленных, нервно переплетенных линий. Казалось, линии чуть заметно колеблются и трепещут на бумаге. Но больше всего поразило ее выражение нарисованного лица, исполненное какой-то печальной женской неуверенности, точнее сказать, ненадежности.
- Непохоже? - улыбнулся Володя.
- Похоже… Разве я такая?
- Да, такая. Я вас предупреждал. Давайте лучше я оставлю рисунок у себя!
«Пусть оставит у себя!» - маминым голосом посоветовала Дама.
«Щас! Может, этот Володя потом прославится. И будешь рвать на себе волосы эпилятором! Забери, но от Эдика спрячь…» - распорядилась Оторва.
- Костя, возьмите портрет! - приказала Лидия Николаевна. - Сколько с меня?
- А сколько не жалко! - художник изобразил дурашливый лакейский поклон.
- Костя, заплатите пятьсот долларов!
Подземные художники, услышав сумму, зароптали.
- Ско-олько? - опешил телохранитель. - Лидия Николаевна, да у них тут красная цена - пятьсот рублей! За свой я вообще двести отдал! - и он показал хозяйке лист, с которого гордо смотрел супермен-красавец с эстетично травмированным носом.
- Делайте, что вам говорят!
- Тогда вместе с папкой давай! - скрипучим голосом приказал охранник, протягивая художнику деньги.
Тот взял и глянул на богатейку с грустным лукавством, будто заранее извиняясь за какой-то неочевидный до поры подвох.
- Лидия Николаевна, - улыбнулся Володя, аккуратно уложив доллары в напоясную сумочку. - Я пошутил про тайну…
- Зачем?
- Просто так…
Выйдя из подземного перехода на раскаленную московскую поверхность, женщина остановилась.
- Забыли что-нибудь? - спросил телохранитель.
- Костя, - поколебавшись, сказала она. - Я хочу попросить вас об одной услуге!
- На то и приставлены.
- Не надо рассказывать Эдуарду Викторовичу про этот портрет!
- Почему?
- Потому. Возьмите себе пятьсот долларов - и пусть это останется между нами.
- А инструкция?
- Что вам важнее: инструкция или моя просьба?
- Ладно, не скажу…
«Мерседес» с синеватым рыбьим отливом медленно тронулся, пересек сплошную разметку и, свернув направо, исчез в тоннеле. На его место, видимо, сбитый с толку, тут же пристал обшарпанный «Жигуль» с калужскими номерами. Постовой радостно встрепенулся и хозяйственной поступью направился к простодушному нарушителю.
2.
Две дамы, закутанные в белые махровые халаты, сидели в плетеных креслах у края бассейна с минеральной водой, доставляемой в Москву из Цхалтубо специальными цистернами. На столике перед ними стояли высокие бокалы с черно-красным, как венозная кровь, свежевыжатым гранатовым соком. На головах у женщин были тюрбаны, а лица светились той младенческой свежестью, которую сообщают коже целебные косметические маски, стоящие бешеных денег.
Одна из них, уже известная нам Лидия Николаевна, улыбаясь, слушала подругу.
- Ты представляешь, Рустам просто очертенел от ревности! Отобрал у меня мобильник.
- А телефон-то зачем отобрал?
- Зольникова, ты действительно не понимаешь или прикидываешься?
- Не понимаю.
- Рустамке рассказали, как одному банкиру жена изменяла. С помощью мобильника.
- Как это?
- А вот так это! Он ее запер от греха, а она что придумала! Договорилась с любовником, тот ей звонил, ну и…
- Что «ну и…»?
- У тебя в голове мозги или тормозная жидкость? Телефон-то с виброзвонком! Ясно?
- Да ну тебя! Вечно ты…
- Вечно не вечно, а телефон Рустамка у меня отобрал. Просто какой-то горный Отелло! Слушай, а Эдик ревнивый?
- Конечно.
- Слушай, неужели ты ему еще ни разу не изменила?
- Зачем?
- Вот и я каждый раз думаю: зачем? У нас во дворе были качели. С них одна девчонка упала и разбилась. Об асфальт. Мама мне запрещала к ним близко подходить. А я все равно качалась - тайком. Потом шла домой и думала: зачем? Ничего не меняется - все как в детстве. Только качели разные…
- Смотри не расшибись!
- Это ты, Зольникова, смотри не расшибись! С Мишенькой…
- Что?
- Ой, только перед подругой не надо! И он тебе нравится. Я-то вижу!
- Ну и что, если нравится? Иногда попадаются интересные мужчины. Смотришь и думаешь: если бы у меня была еще одна жизнь, то, возможно, я провела бы эту жизнь с ним.
- А если смотаться на недельку в ту, другую жизнь - и назад. Как?
- Нет, я так не умею. Но даже если бы умела… Нет! Эдик сразу догадается.
- Дура ты, Зольникова! Ни у одного Штирлица не бывает таких честных глаз, как у гульнувшей бабы! В Библии так и написано: не отыскать следа птицы в небе, змеи на камнях и мужчины в женщине…
- В Библии? И давно ты читаешь Библию?
- Ну, ты спросила! Я что, старуха? Я в Марбелле с одним журналистом познакомилась. Отличный парень. Бисексуал. Он про церковь разоблачительные статьи пишет. Библию наизусть знает. В этом году опять туда приедет. Ты-то собираешься?
- Не знаю. Я еще Эдику ничего не говорила.
- Давай я скажу?
- Не надо, я сама. Плавать пойдем?
- Не хочется.
- А мне хочется.
Лидия Николаевна встала, размотала тюрбан, сбросила халат и потянулась с той откровенностью, какую могут себе позволить только женщины, одаренные безупречной наготой. Нинка посмотрела на подругу с завистливым восхищением.
- А подмышки чего не бреешь? Опять, что ли, модно?
- Просто забыла, - она пожала голливудскими плечами, с разбега нырнула в минеральную синеву и поплыла под водой.
«Будь осторожна! - предупредила Дама. - Если это уже заметила Нина, скоро заметят все!»
«А что они заметят? Баба должна нравиться мужикам, - вмешалась Оторва. - Пусть Эдик тоже немного подергается, а то, понимаешь, купил себе рабыню Изауру. Как он тебя еще к гинекологу отпускает?»
Лидия Николаевна плыла, радостно одолевая тяжелую нежность сопротивляющейся воды. Она наслаждалась своим молодым, свежим и сильным телом. Но в этом монолитном телесном счастье брезжила какая-то тайная, мучающая ее трещинка. И чем полноценнее была радость плоти, тем болезненнее ощущалась эта внутренняя тоска.
Когда она подплыла к краю бассейна, Нинка протянула ей мобильник:
- Майкл!
- Меня нет…
- А где ты?
- Не знаю.
- Ну и дура! - покачала головой Нинка и сообщила в трубку: - Сэр, интересующая вас дама в душе. Примите искренние соболезнования. А я не могу заменить вам ее хотя бы частично? Очень жаль! До свидания!
- Чего он хотел? - вытираясь пушистым полотенцем, спросила Лидия Николаевна.
- Тебя.
- А почему звонил тебе?
- Потому что он настоящий джентльмен и заботится о репутации замужней женщины. О таком любовнике, Зольникова, можно только мечтать!
- Нет, он просто знает, что Эд смотрит распечатки моих разговоров, и боится.