Она стянула кофту «Хелли Хансен» через голову и надела светлую водолазку и кардиган с асимметричным узором. Потом сняла старые штаны, одолженные у бабушки, и надела джинсы из японского денима. На ноги Клара вместо резиновых сапог, которые были на ней на охоте, наденет кроссовки «Найк» из лимитированной коллекции. Осталось подвести глаза черным и причесать густые черные волосы. Теперь из зеркала на туалетном столике на нее смотрел другой человек. Половицы скрипели под ногами, пока девушка собиралась.
Клара поднялась со стула и открыла дверцу на чердак. В темноте она нащупала старую коробку из-под обуви с фотографиями. Она разложила их перед собой на полу.
– Опять рассматриваешь старые снимки?
Клара обернулась. В слабом свете из окна бабушка казалась очень худой и хрупкой. Не зная ее, сложно было бы поверить, что она запросто может залезть на яблоню, чтобы спугнуть птиц, желающих полакомиться осенними плодами.
Голубые глаза, как у дедушки. Они могли бы быть родственниками. Но в их местах с этим шутить не принято. Кожа гладкая, почти без морщин. Бабушка никогда не пользовалась косметикой. Ее кожа знала только солнце, смех и соленую воду – так она всегда говорила. На вид ей нельзя было дать больше шестидесяти, но на самом деле через пару месяцев она отметит свое семидесятипятилетие.
– Только пару минут, – ответила Клара.
– Почему бы тебе не взять их с собой в Брюссель? Я тебя не понимаю. Тут они нам на что?
Бабушка покачала головой. В глазах у нее появилась грусть.
На мгновение Кларе показалось, что она хотела что-то сказать, но передумала.
– Не знаю, – призналась Клар. – Но тут они на своем месте. Как там у вас? Печенье еще осталось?
Она собрала фотографии и бережно уложила в коробку, а потом спустилась вслед за бабушкой по скрипучей лестнице.
– Вот она где! Одета вся по-городскому!
Буссе Бенгтссон ждал Клару на причале. Сколько уже раз он вот так ждал, когда Клара появится на тропинке, ведущей от дома ее бабушки и дедушки в шхерах. Ноги Клары знали этот путь наизусть. Знали каждый камушек, каждый корень, каждую канавку на пути.
– Отстань, Буссе, ты говоришь, прямо как мой дед!
Они обнялись. Буссе был на пару лет старше Клары. Они практически выросли вместе на острове. Буссе был ей как брат. Хотя других двух настолько непохожих людей было поискать.
Они представляли собой странную пару. Клара была невысокого роста и худенькая. В классе она училась лучше всех. Она хорошо играла в футбол и даже выступала за команду мальчиков.
Буссе обожал рыбалку, а когда подрос – охоту, выпивку и драку. Клара всегда мечтала уехать. Буссе и представить себе не мог, что можно покинуть шхеры. Каждый день они вместе ездили в школу. Летом на лодке, а зимой на катере на воздушной подушке. Неудивительно, что они стали близкими друзьями.
Клара запрыгнула на борт и принялась убирать канат, пока Буссе выруливал свою старую рабочую лошадку в море. Закончив, она присоединилась к нему за штурвалом. Волны усилились. Белые барашки внушали тревогу.
– Вечером будет шторм, – сообщил Буссе.
– Я слышала, – ответила Клара.
17 декабря 2013 года
Брюссель, Бельгия
Маленький парк, который было видно из окна Георга Лёва на седьмом этаже здания крупнейшего в мире пиар-агентства.
«Мёрчант-энд-Тэйлор» на площади Де Мееус в Брюсселе выглядел холодным и заброшенным. Георг Лёв ненавидел декабрь. Особенно он ненавидел Рождество. Из окна видно было также украшенную к Рождеству улицу Рю Люксембург, ведущую к Европарламенту, и это для него было постоянным источником раздражения. «И даже после Рождества эти чертовы украшения будут висеть на улицах до конца февраля», – подумал он.
Еще неделя, и нужно будет ехать домой, в восьмикомнатную квартиру на улице Родмансгатан, и отчитываться перед родственниками за прошедший год.
В квартире будет стоять елка в стиле Эльзы Бесков. Будут гореть живые свечи и рождественские звезды-фонарики. На праздничном столе будут марципан, сладости, приготовленные его новой женой Эллен, и дорогущий шоколад, который Георг обычно привозит с собой из Брюсселя и который родители неохотно поставят в центр стола, поскольку так принято поступать с подарками.
Сытые и довольные родственники будут сидеть на диванах марки «Свенскт Тенн» с кружечками домашнего глёгга в руках. Лопающиеся от пафоса и самодовольства, они будут обмениваться многозначительными взглядами, слушая рассказы Георга о его работе «лоббистом». Причем «лоббист» в их устах звучало как «экскременты» или «нувориш».