— Благословите меня батюшку поздравить!
Тот плечо продвинул, я и протиснулась. Говорю:
— Батюшка, поздравляю Вас с Днем Ангела! Ангелу Вашему злат венец, а Вам — доброго-доброго здоровья!
Он в ответ:
— А ты, баба, кто будешь?
— Батюшка, я уборщица из Леонтьевского храма Нинка.
— А, полудурок, Нинка-то?
И начал мне говорить что-то про матушек, я хорошо не помню. Он говорит мне, а я реву… Так сердце захлынуло! Ох, батюшка милый…»
«Я — последний…» Что значат эти слова? Ведь старцы ещё есть и, Бог даст, будут на Святой Руси. Но: «Пойми время…» Духовным чадам перед смертью сказал: — Берёте благословение у священника, оно должно быть таким — «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь».
«Я из очень православной семьи, для меня священник — значит священник, всё, никаких больше обсуждений, — рассказывает духовная дочь о. Павла об этой заповеди старца. — А теперь — нет. Гляжу — какое благословение. Вы поняли?»
— Ну, почему, почему последний? — напрямую спросила я однажды у батюшкиного воспитанника — священника.
— Я думаю, прежде всего потому, что дар старчества отец Павел не смог никому передать, — ответил этот молодой батюшка, духовный сын последнего старца. — Я много об этом размышлял.
Вот оптинские старцы. Умер старец Леонид — дух старчества почил на отце Макарии. Когда умер старец Макарий — все думали, на кого перейдет этот дар? Было очень много достойных преемников — келейники, близкие к старцу люди… И вот даже неожиданно где-то для всех дух старчества почил на отце Амвросии. А на него даже и не думали — такой немощный вроде сосуд. Но в нем неожиданно открылся этот дар старчества. А дар такой, что его ничем, никаким напряжением воли, никаким подобием, что «я похож на старца» — не заменишь. Потому что тысячи людей не могли обмануться, на второй бы день не пришли.
И вот — я не могу сказать, как это открылось мне — дух старчества архимандрита Павла искал, на ком ему опочить. И не нашел.
И тогда отец Павел стал раздавать свои духовные дары. Вы обратили внимание — откуда у его духовных детей дарования отца Павла? Ведь их раньше не было, не замечалось! У одного вдруг появился великолепный голос, и он поет, как отец Павел. Другой стал замечательным рассказчиком — и словечки, и шуточки, и даже интонация — точь-в-точь, как у батюшки. Третий получил в наследство дар батюшкиной доброты, доброго сердца. Передал архимандрит Павел и особенный дар своей молитвы…
Духовная близость отца Павла с оптинскими и валаамскими старцами выражалась в тех заповедях, которые повторял он сам своим духовным чадам. Вот, например, любил приговаривать, как оптинцы: «Никого не обижаю, никого не осуждаю, и всем мое почтение».
Спросят его, бывало:
— Батюшка, как спастись?
— Никого не обижай, никого не осуждай, и всем твое почтение!
А как он принимал человека! Даже не словами, а просто жестами. «Я сам видал, — вспоминает батюшкин духовный сын. — Вот, скажем, собираемся мы в алтаре Воскресенского собора перед Богослужением. Батюшка сидит. И тут входит брат настоятеля в алтарь. Батюшка поворачивается к нему: «О!» — лик его вдруг просветлел. И вошедший преображается, словно осветило и его, он засиял. И такое впечатление — кажется, его единственного батюшка и ждал, этого человека. Даже некоторая шевельнется зависть, а на самом деле он и тебя также принимает, и другого. И жестами, и лицом:
— О! Отец Николай!.
Это о. Николай вошел, и у него сразу улыбка, весь просветлеет, летит к батюшке, тот его обнимет, прижмет к груди:
— Ну, как там?
Отец Николай про себя думает: «Он меня ждал!» И так расспросит, в каждое дело вникнет, утешит, поговорит. Будто только этого человека он и ждал, и он ему самый родной».
Эту искренность, эту открытость и любовь, действительно, не заменишь никаким подобием, никаким книжным благочестием. Наверное, дар старчества — это прежде всего дар любви.
«Иду в Москве к батюшке, он у о. Аркадия Шатова останавливался, — вспоминает духовная дочь. — Иду и думаю: «Батюшка, как бы мне хотелось к твоему плечу прижаться, так плохо мне».
Прихожу, он дверь открывает, и вот так мою голову к своему плечу прижимает. Он уже знал, кто к нему идет и с какими мыслями. Потом я его провожаю на поезд, а он меня стал о дочке расспрашивать. Я постеснялась ему рассказать, что у нее по-женски болезнь, ей при родах занесли инфекцию. А потом у неё начался сильный воспалительный процесс. Приехала я к батюшке в Тутаев: