Тяжело вздохнув, очаровашка встала с пещерного пола и побрела от меня, очевидно не желая давить, прекрасно, похоже, осознавая, какое впечатление производит на нестойких персонажей, которые вот уже хз сколько раз приходили сюда.
— Сколько ты тут уже? — ненавидя себя за принятое решение, хрипло спросил я.
— Ты пришел в восемнадцатое открытие преддверия, — неживым голосом, едва слышно ответили мне, так и не обернувшись.
Сто восемьдесят лет, значит.
— Что нужно, чтобы тебя освободить? — всё же проиграл я в борьбе с собой, задав-таки этот вопрос.
— Стань вместо меня, — вздрогнув от моего вопроса, девочка медленно обернулась и наконец произнесла это довольно странным голосом.
В нем не было ни мольбы, ни надежды, ни скрытого предвкушения, ни жалостливости, в конце концов. Лишь горечь и вызов, что ли. Хотя, скорее, злость на свою судьбу и маловероятность положителтного исхода при такой-то формулировке, пусть и произнесено всё было также, негромко и депрессивно.
— Что это значит? Как выглядит? Что нужно делать? — очень уж я не люблю столь неоднозначные условия, и просто бешусь от необходимости выуживать конкретику у любителей играться словами.
— Ты третий, кто прошел дальше этого момента и хотя бы потребовал подробностей, — совсем грустно улыбнулась пленница подземелья. А указав себе под ноги, продолжила. — Ты должен будешь просто стать здесь, чтобы я смогла покинуть круг. Это всё, что мне позволено сказать.
— Почему ты там оказалась? — спустя несколько минут раздумий, решил я хоть как-то оправдать свою глупость, маскируемую под цепочку логических умозаключений.
— Я не знаю. Не помню, — очевидно утратив всякую надежду, понурилась сереброглазая, понимающая, что у неё нет никаких аргументов, дабы убедить пожертвовать собой ради неё.
— Ты что-то получаешь от того, что медальон попадает на алтарь? — решил я напоследок потешить свою паранойю, опираясь на странную оговорку чуть ранее: про приносимый ЕЙ медальон.
— Да, если медальон оказывается на алтаре, я получаю воспоминания за те дни, что он был на шее у пришедшего сюда, — если честно, удивила она меня, очевидно правдиво ответив на мой вопрос, так как даже улыбнулась, глядя куда-то вдаль невидящим взглядом. — Я не сошла с ума за время заточения только благодаря этому. Пусть я и провожу во сне почти всё время, пока не откроется преддверие, но невероятно больно, каждый раз пробуждаясь, обнаруживать себя всё там же и осознавать, что моя пытка не окончена. Только сладкое, единственное что я могу почувствовать, да чужие воспоминания за несколько дней — это то, что хоть как-то мирит меня со своей судьбой, и единственное, чего я жду, давно уже поняв, что мне не покинуть...
— Что было бы, если бы ты покинула круг? — прервал я эти потоки проникновенной депрессии, так как мне и самому защипало глаза.
— Н... не знаю, — запнувшись, через пол минуты только и нашлась что сказать девочка. Но ещё немного поразмыслив, всё же ответила, и с каждым новым словом в её речи прибавлялось жара. — Это больно. Очень. Я давно перестала мечтать о том, что стану делать вне круга. Но я скажу, пусть это и принесет мне новые страдания. Я просто хочу жить и быть рядом с тем(содрогнувшись от боли)... ЖИТЬ! Я не знаю: кто я и почему здесь, ЗА ЧТО! Но я уверена, что ни дня там не проведу в пустую, покинув это ужасное место, где испытала столько страданий, и...
— Ты зла? Ты станешь мстить? Не кому-то конкретно, а просто тем, кто всё это время наслаждался полноценной жизнью, пока ты была тут.
Я не уверен в силе и вообще природе заточенного в круг создания, так как Видение не способно проникнуть за границы окружающего её, где-то пятиметрового круга. Мне кажется, что идти на риск, полагаясь лишь на косвенные подсказки и оговорки, ради спасения этого вот, заточённого в своём узилище непойми чего, так сказать, степень адекватности которого не совсем ясна — так себе занятие, и это пока единственное, что меня, преисполненного решимости, ещё сдерживает.
Мда, предложи мне такое на Земле, я бы у виска покрутил и, поскорее скинув медальон, умчал бы подальше. Но здесь и сейчас что-то мне подсказывает, что нужно рискнуть. Чуйка, что ли. Короче то, что не поддается логике, пусть и мое решение в целом основывается на ней, невзирая на то, что жизненный опыт на Земле всё же кричит о глупости предстоящего поступка. Но именно эта самая вот чуйка в данном конкретном случае, почему-то оказывается сильней моего традиционного циничного неверия ни в кого и ни во что. Я должен рискнуть — говорит она.