В период изучения экстракционного процесса я задался целью создать колонну непрерывного действия с многоступенчатым массообменом. Думал над конструкцией и на работе, и дома, и в пути домой. А однажды эти думки довели до того, что в метро трижды неправильно выбирал путь и крутился между станциями пл. Свердлова и пл. Революции. Все же удалось изготовить из стекла сборную колонну ситчатого типа и провести на ней проверку технологии. Результат был удачным. Директор института В. Б. Шевченко ознакомился, затем привел с собой профессора Фольмера и просил его дать оценку того, что было сделано.
Профессор Фольмер — немецкий ученый, работал над созданием радиохимического производства в стенах нашего института и был весьма авторитетным ученым. Он предложил институту свою технологическую схему с использованием центрифуг и убеждал, что вся его схема разместится в одном кабинете директора. Но он сказал, что это могут сделать только немцы, т. к. только они смогут изготовить надежные центрифуги. В дальнейшем его слова подтвердились — мы не смогли изготовить надежные центрифуги.
Профессор Фольмер жил внутри территории института в двухэтажном доме в маленькой квартирке и мы завидовали ему, потому что квартира была отдельная. Профессор Фольмер любил туристические походы по Москве и вокруг Москвы, нередко натыкался на подозрительные взгляды жителей окрестных деревень и был недоволен условиями жизни. Он уехал в ГДР, возглавил Академию наук. Что конкретно он сделал для создания нашего производства — мне не известно.
Первым начальником экстракционного отделения в здании 102 был Юрий Николаевич Лаврентьев, очень умный инженер, умелый руководитель и его вскоре перевели начальником смены завода. Сейчас он на пенсии, ушел после работы директором завода 45.
С самого начала пуска экстракционная технология с эфиром в начальном оформлении аппаратами почти лабораторного типа показали сложность эксплуатации ее. Сам экстрактор представлял фильтр Шотта большого размера (15 см в диаметре) с цилиндрическим корпусом из стекла. Все это делалось для того, чтобы видеть, как идет процесс, а вслепую не решались. К такому стеклянному аппарату было очень сложно подвести трубы и закрепить их. Всякие перенатяжки были опасны, боялись за то, что может лопнуть стекло, а слабая затяжка приводила к подтеканиям и проливам растворов. Как ни осторожничали, а проливы были и в каньонах, где были установлены экстракторы, появилась большая загрязненность. Протекающие растворы содержали продукты деления или, как их называли в те времена — осколки, но в этих растворах было повышенное содержание плутония, который при испарении растворов создавал альфа-загрязненность воздуха огромной опасности и вдыхание такого воздуха приводило к неизбежному поражению легких, впоследствии переходящее в злокачественные образования. Так и случилось с теми, кто там работал.
Чтобы добиться работы экстрактора без частого ремонта, решились делать его из нержавеющей стали. Сначала «слепая» работа, когда не видно, как идет экстракция, пугала, вызывала недоверие, но затем, после отладки всех креплений и регулировки потоков, технология наладилась и отделение стало выполнять план регулярно, с выдачей продукции лучшего качества, чем продукция из отделения с фторидной технологией. Экстракция стала отвоевывать свои права на постоянное внедрение.
Однако, в первое время, когда стали работать на металлических экстракторах, процесс велся с очисткой в одну ступень разделения, а это было очень мало для освобождения от радиоактивных продуктов деления таких, как цирконий, ниобий, церий, цезий. В каньонах был повышенный фон и даже там, где продукт должен быть чистым, он был весьма загрязнен гамма-излучателями и облучал обслуживающий персонал. Для расфасовки готового продукта надо было из емкости слить в бутыль, отмерить нужное количество, перелить в транспортную емкость, взвесить, опечатать и сдать приемщику. На это уходило немало времени., и тот, кто занимался готовой продукцией, получал большое облучение. После тов. Лаврентьева Ю. Н. начальником отделения стала Зырянова Галина Николаевна. Она сама занималась подготовкой товара на выдачу и бывали случаи, когда за день работы в каньоне с готовой продукцией Галина Николаевна принимала облучение до 25 бэр. В дальнейшем мы вынуждены были перевести Галину Николаевну на другую работу. Впоследствии она работала главным экономистом — начальником планового бюро завода ДБ, откуда ушла на пенсию и уехала в г. Ставрополь.
Начальником отделения был затем тов. Вакуленко Николай Петрович, который работал на этом посту до остановки отделения. Видимо и ему не удалось сохранить себя от облучения и, несмотря на то, что он долгие годы еще работал на других должностях и даже вдали от источников облучения, он, видимо, немало повредил свое здоровье и после болезни, связанной со злокачественными образованиями, умер в возрасте 70 лет, т. е. через 30 лег после работы в опасных условиях.
Среди дежурных инженеров, которым было работать в 12-м отделении также трудно, как и другим, была Валентина Кискина, ставшая потом женой Вакуленко. Валентине удалось сохранить свое здоровье и она живет в нашем городе.
Недостаточная очистка плутония от продуктов деления давала готовую продукцию с повышенным гамма- и бета-фоном, а условия работы с взрыво- и пожароопасным экстрагентом усугубляли сложность работы в отделении, поэтому продолжались поиски других вариантов аффинажа плутония и они были найдены Громовым Б. В., Ратпером А. П. и Чемариным Н. Г. в новой схеме под названием ББ.
Николай Григорьевич Чемарин, возглавлявший исследовательскую группу, был тоже пришелец из армии после войны в звании подполковника с боевыми наградами и, главное, с умной головой. Он был кандидатом наук и умел свои знания вложить в отладку технологии. Все задумки технологов он грамотно оценивал и проверял в условиях лаборатории. По результатам проверки принимались решения что внедрять, а от чего отказаться. Работал он со своей группой с «живым» продуктом со всем «букетом» излучений и вредной загазованностью и вскоре, как многие другие, вынужден был перейти на другую работу, в ЦЗЛ. Интересна его дальнейшая деятельность. Он был избран по конкурсу на должность начальника лаборатории в Никитском ботаническом саду, что в Крыму возле Ялты. Там он вел изучение миграции радиоактивных веществ в растениях, загрязняя зародыши импульсными количествами. Необычная тема многих заинтересовала, Николай Григорьевич стал уважаемым ученым и жил неплохо. Но работа на нашем заводе заложила в него болезнь, которая в Крыму не излечивается. Он вернулся к своему сыну в наш город и, немного прожив, умер от рака желудка. Его сын занимался теми же работами в лаборатории завода, в которой отец подорвал свое здоровье, ненамного пережил отца и тоже умер от ракового заболевания. Трагедия этой семьи дополнилась еще и тем, что и мать, будучи тяжело больна, умерла накануне смерти отца и сына.