Ночью метель возобновилась с прежней силой, и утром пришлось опять выкапываться, хотя из менее глубоких сугробов. Теперь уже слой свежего снега на равнине достигал почти метра, и движение сделалось более затруднительным; поэтому, пройдя за день всего пятнадцать километров, все так устали, что остановились на ночлег раньше обычного времени. Местность и погода сохраняли свое удручающее однообразие.
Вечером метель прекратилась, и сквозь тучи, по-прежнему стлавшиеся почти по поверхности бесконечной снежной равнины, по временам показывалось солнце, низко повисшее над горизонтом. Картина, которая представлялась глазам наблюдателей, была совершенно фантастическая: белоснежная равнина, клубы и клочья быстро ползущих по ее поверхности серых туч, беспрерывно меняющих свои очертания: столбы крутящихся в воздухе мелких снежинок, и, то тут, то там, в этой бело-серой мутной и движущейся мгле, ярко-розовые отблески от лучей прорывавшегося солнца, которое то появлялось в виде красного шара, то исчезало за серой завесой. Наши путешественники после ужина долго любовались этой картиной, пока усталость не загнала их в юрту и в спальные мешки.
На третий день спуска барометры показали, что местность находится уже на уровне моря, а уклон равнины на север все еще продолжался.
Когда, Боровой, записав показания барометра, сообщил об этом своим спутникам, Макшеев воскликнул:
— Что же это! мы уже съехали с хребта Русского, не встретив ни одного ледопада, ни одной широкой трещины!
— Более удивительно, — заметил Каштанов, — что здесь должен быть берег моря, а следовательно конец огромного ледяного поля, которое спускается по северному склону этого хребта и по нашему измерению имеет семьдесят километров в длину. Здесь, подобно тому, что мы знаем об окраине антарктического материка, должен быть высокий обрыв, ледяная стена в сотню-другую метров высоты, а у ее подножия — открытое море или хотя бы поля торосов, полыньи и среди них отдельные айсберги. Ледник ведь двигается, напирает на морской лед!
— А между тем, — докончил Боровой, — ледяное поле продолжается с тем же уклоном и дальше, насколько видно, и никаких признаков близости моря нет — тот же ветер с юга, те же низкие тучи, почти ползущие по поверхности земли.
— Завтра всё разъяснится, — утешил Громеко, — увидим и море, и обрыв ледяной стены, убедимся, что Земля Нансена кончилась, а вместе с ней кончилась и наша санная экспедиция.
— Как это кончилась? — раздалось несколько голосов.
— По морю нам итти незачем, — пояснил Громеко, — землю открыли, большой хребет пересекли, остается повернуть назад.
— Но сначала нужно попытаться обследовать северный берег этой земли насколько хватит сил и припасов, — сказал Каштанов, — а затем уже итти назад к «Полярной Звезде».
Но следующий день не принес перемены. Снежная равнина продолжалась с тем же характером и уклоном на север; ветер упорно дул в спину путешественникам, словно подгоняя их вперед; низкие тучи клубились и сыпали по временам снегом. Все ждали, что спуск вот-вот кончится, торопились, всматривались вперед, обменивались надеждами на близкий конец. Но все было напрасно, проходил час за часом, километр за километром оставались позади и наконец общая усталость заставила остановиться на ночлег.
Когда юрта была поставлена, все столпились вокруг Борового, устанавливавшего ртутный барометр; всем хотелось видеть его показания, так как на карманных анероидах стрелки уже вышли за конец делений на циферблате и не показывали давление воздуха, как следует.
— По грубому подсчету мы спустились уже на четыреста метров ниже уровня моря, — вскричал метеоролог, — если только на Земле Нансена в настоящее, время не находится область необычайного по величине антициклона[7]! Барометр показывает восемьсот миллиметров!
— Насколько знаю, — заметил Каштанов. — антициклонов с таким давлением на земле не бывает. Кроме того погода, с тех пор как мы находимся на Земле Нансена, не менялась и совсем не похожа на погоду при антициклоне.
— Но в таком случае, что же это такое? — воскликнул Папочкин.
— Очевидно земля не кончилась и северная ее часть представляет очень глубокую сдавленность, впадину, уходящую ниже уровня моря на сотни метров.
— Разве это возможно? — спросил Громеко.
7