Он выпустил из рук накидку, не заботясь о том, куда она упадет, и подтащил пленника поближе к канделябру перед камином. В канделябре горели пять свечей. Царапины на нежной коже затрудняли сравнение, а засохшая в уголках рта кровь вызывала неукротимое желание надавать тумаков виновному в ее появлении грубияну.
Тем не менее загадка вдруг была разгадана. Не понадобилось даже подтверждение едва заметного аромата, исходившего от одежды. Барон чуть не расхохотался от облегчения. Какая невероятная, легкомысленная, глупая шутка! Не было никакого Норберта де Камара! С самого начала существовала лишь Ниниана де Камара. Создание, с такой отвагой, с таким коварством, с таким безрассудством сражавшееся за свою семью, которая, судя по поведению Дианы, даже не испытывала к ней чувства благодарности.
Мариво стоило громадных усилий не заключить ее в свои объятия и не обрушить на нее все сразу: упреки, гнев, поцелуи и ту отчаянную любовь, которая разрывала его сердце. Как проклинал он еще сегодня утром свое задание, когда до него дошли вести о тайном появлении принца. У него не было времени выполнять его, ему хотелось отправиться к королеве и побольше разузнать о ее придворной даме.
Однако он повиновался долгу и раскинул тонкую сеть, в которую надеялся заманить Люсьена де Камара. Люсьена, а не Ниниану де Камара. Мариво уже не сомневался в том, что она являлась второй сестрой, хотя в самом начале их знакомства Норберт ловко обвел его вокруг пальца, убедив, будто и она погибла.
Ниниана дрожала под его беспощадным, испытующим взглядом. Как теперь поддерживать дальше великую ложь?
— Я… я не знаю, о ком вы говорите. У меня… нет кузена… Вы с кем-то меня спутали, — хрипло бормотала она, отчаянно стараясь отвернуть голову в сторону.
Голос внес окончательную ясность. Хриплый, сдавленный, измененный и все же волнующе напоминавший мелодичный альт Нинианы. Голос, преследовавший его даже во сне и делавший легковесное чириканье вечно недовольной Дианы еще более невыносимым. Какое безумие! Коли раньше положение было тяжелым, то теперь оно становилось чудовищным!
— До сих пор, месье Камара, я обманулся лишь в одном человеке, и это была женщина. Поверьте мне, я умею считать до двух! — ответил барон вызывающе и отпустил ее плечо, как будто обжегшись.
Ниниана поспешно отшатнулась от него. Его многозначительное замечание не способствовало успокоению ее и без того взвинченных нервов. Она до крови закусила нижнюю губу. Почему он вдруг от нее отвернулся? Ниниана уставилась на его мундир. У нее буквально чесались кончики пальцев от желания погладить темные волосы на затылке. Чтобы не поддаться искушению, Ниниана стиснула руки.
Она и не подозревала, что барон де Мариво боролся с такими же противоречивыми чувствами. После первого потрясения от радости встречи и последующей вспышки гнева ему необходимо было трезво оценить ситуацию.
Ошибочный жест, ошибочное слово — и Ниниану не спасти. Ей почти наверняка грозит обвинение в государственной измене как наивной жертве, оказавшейся между интригами кардинала и жаждой мести взбешенного короля. В данном конкретном случае женский пол ей только повредит! Людовик сыт по горло разбирательствами с интригующими дамами и желает раз и навсегда обеспечить себе покой.
Иву де Мариво не удавалось прогнать от себя трагическую картину будущего. Вот Ниниана де Камара кладет красивую голову на плаху перед главным палачом Парижа. А что он способен предпринять для избавления Нинианы от смерти, а себя от безысходного отчаяния?
Глава 16
— Стража! Заприте этого человека в камере рядом с рабочим кабинетом его Высокопреосвященства! Вы отвечаете головой за то, чтобы он не сбежал.
У двери барон де Мариво снова обернулся к Ниниане.
— И… да, позаботьтесь о том, чтобы он мог немного почиститься. Кардинал не любит следов пыток и насилия!
Повышенное внимание к впечатлительности человека, способного одним росчерком пера послать ее на смерть, показалось Ниниане настолько абсурдным, что она едва избежала нервного срыва.
Одновременно она с ужасом спрашивала себя о причинах перемены в поведении барона. Ниниана готова была поспорить, что он ее узнал и, возможно, даже мог бы спасти. А он после нескольких минут мрачного ворчания вдруг повернулся на каблуках и поднял на ноги стражу у дверей. Забыв о гордости, она бросилась за ним и схватила его за руку.
— Что… что вы хотите сделать со мной, месье?
Она ощутила напряжение крепких мышц под пальцами, но в равнодушных черных глазах ничего не изменилось. Наоборот, презрительным жестом он смахнул ее пальцы со своей руки, а затем сделал вид, что стирает следы грязи с рукава. Словно оглушенная, поглядела Ниниана на барона, превратившегося так скоро из мужчины, которого она страстно любила, в бессердечного циника. У нее в ушах прогремели его слова:
— Не трогай меня, парень. Если его Высокопреосвященство решит что-то тебе сообщить, ты об этом узнаешь. А сейчас прочь!
Униженная и глубоко оскорбленная Ниниана подняла с пола свою накидку. Возможно ли, что Мариво узнал ее и именно поэтому отверг? Что он предпочел впредь видеть в ней пойманную шпионку, а не женщину? Она судорожно сглотнула, и помещение утратило свои очертания у нее перед глазами. К ее паническому ужасу добавилось еще удручающее сознание того, что в эту ночь рухнули последние наивные мечты. Она осталась одна. Как в тумане, завернулась она в накидку и дала себя увести.
Ив де Мариво прочел всю бурю чувств на ее лице. Как страстно ни хотелось ему обнять Ниниану, он отказался от своего желания. Ей нужно сейчас много сил, а он по опыту знал, что ярость и разочарование часто являются источником энергии.
Тем не менее он растерянно поглядел на закрытую дверь и с трудом стал разбираться в необычных событиях ночи. Ниниана де Камара. Теперь он и сам не знал, чего ему хотелось больше: задушить или расцеловать ее. Встречалось ли еще кому-нибудь подобное отчаянное существо? Воспоминание о том, как три беззащитные женщины ехали в старой, полуразвалившейся колымаге по всей Южной Франции, и сейчас, задним числом, заставило его покрыться, холодным потом. А потом та независимая, гордая манера, с которой она сыграла перед ним роль юного, порывистого Норберта! Он вспомнил о препятствиях, которые чинила ему Паулина, когда он собирался посетить якобы больного Норберта в его комнате. Почему он тогда отступил? Он избавил бы их обоих от многих бед и трудностей, если бы уже в те дни сумел убедить эту упрямую, независимую личность в бессмысленности ее планов.
Но предаваться воспоминаниям сейчас некогда. Ниниана в своем неведении привела в движение лавину, и теперь неизвестно, кого лавина увлечет за собой в пропасть. Удастся ли изменить ее направление?
Узкая каморка — три шага в ширину и пять в длину, скамейка и непокрытый стол — вот и вся мебель. С потолка свисал на железной цепи светильник, дававший скудный свет. На стенах, от каменного пола до опорных балок, не было ни одного окна. Воздух был сырым и окутывал пронизывающим холодом.
Ниниана сидела на скамейке, положив руки на стол и спрятав лицо в ладони. Пыталась собраться с мыслями. Но напрасно. Предательское письмо свинцовой тяжестью лежало под рубашкой. Смертельный страх ощущался во моем теле. Она пребывала между надеждой и отчаянием, и близкое погружение в полное безразличие проникало в ее кровь парализующим ядом. Тяжелый вздох вырвался из груди, когда, подняв голову, она осмотрелась. Еще бы полная тьма, несколько крыс и гнилая солома — и все совпало бы с ее мрачным представлением о тюремной камере. Впрочем, и без того здесь было холодно, мрачно и неуютно.
Ниниана плотнее закуталась в накидку, но озноб не уменьшался. Дверь, в которую она вошла, ни на дюйм по выступала из стены. Ей казалось, что она здесь погребена заживо. Кто ее станет искать, если ее оставят в камере навсегда?
Люсьен? Он, наверное, сидит в такой же камере, если не оказал сопротивление при аресте и не погиб от шпаг гвардейцев. Брат не тот человек, который добровольно сдастся. Слишком хорошо знает он, какой жребий ждет его в руках Ришелье.