Лесли с распахнутыми глазами внимала каждому слову, а мать бросала на дочерей осуждающие взгляды. Все эти разговоры о независимости и свободе вызывали в ней раздражение и страх. Вирджиния вздохнула. Она прекрасно понимала, почему мать не хочет отказаться от старого порядка вещей, хотя ей и хотелось бы, чтобы та постаралась принять появившиеся после войны новые веяния.
— Времена изменились, мама, — деликатно заметила она. — Все не так, как было прежде.
— А я все-таки считаю, что молодые люди должны быть более дисциплинированны. Девушки стали ужасно легкомысленными. Вирджиния, что ты собираешься делать теперь, после окончания курсов?
— Получить работу, разумеется. Ради этого я и училась.
В глазах матери промелькнуло смятение.
— Ты же знаешь, что я против!.. Я так хотела представить тебя ко двору, как твоих сестер. Ты всегда была милой, общительной девочкой. Я надеялась, что ты выйдешь замуж, заведешь детей.
— Прости, мамочка, должна тебя разочаровать.
Вирджиния украдкой бросила взгляд на Лесли. Сестра сосредоточенно ела, всем своим видом показывая, что не имеет ни малейшего желания вступать в спор.
— Я уже не та милая, беззаботная девчушка, какой была раньше, — продолжала Вирджиния, — которую волновало то же, что и ее сестер: свет, танцы, приемы, красивый и богатый муж, который умчит тебя в свой заоблачный замок. Той девочки больше нет, она исчезла где-то по пути к взрослению. — В голосе ее послышались горькие нотки; она вспомнила Бобби, чью жизнь оборвала немецкая пуля. — Перед войной я была слишком мала, чтобы быть представленной ко двору. Никто не предполагал, что война так затянется. А теперь… теперь все изменилось. Я уже не хочу того, о чем мечтала раньше.
Лорд Вудсворт — человек терпимый, обычно позволявший жене поступать по ее собственному разумению и требовавший от детей лишь соблюдения внешних приличий — почувствовал, что надвигается гроза. Впрочем, так случалось всегда, когда Вирджиния приезжала домой и заходил разговор о ее будущем.
Стремясь избежать щекотливой ситуации, лорд Вудсворт перевел взгляд с прямой фигуры жены на красивое, несмотря на застывшее на нем упрямое выражение, лицо младшей дочери. Волна любви и восхищения захлестнула его.
Вирджинию отличали независимый склад ума и врожденное чувство уверенности в себе, которого так недоставало ее старшим сестрам. Отца подкупала ее решимость полагаться исключительно на свои собственные силы, и он часто сожалел, что она не родилась мужчиной: это было бы бесценное приобретение для семьи и для бизнеса.
— Вирджиния, у тебя в Лондоне, должно быть, есть молодой человек? — спокойно осведомился он.
— Нет, папа, ничего серьезного.
— Очень жаль, — вмешалась мать. — Мэдлин и Лесли в этом смысле повезло. Лесли скоро выходит замуж за весьма представительного человека.
Вирджиния пристально посмотрела на мать.
— Мама, не переживай, когда-нибудь и у меня появится кавалер, но пока я замуж не собираюсь. К тому же молодых людей моего поколения не пощадила война: многие вернулись калеками.
Мать глубоко вздохнула.
— Да, печально. Многие из погибших и раненых — это офицеры, принадлежавшие к высшему сословию. Они, как и Саймон, получали офицерское звание после окончания университета.
— Бобби тоже принадлежал к ним, — сказала Вирджиния, болезненно переживавшая, что брат никогда не упоминался в разговорах.
— Да, — мать согласно кивнула, и глаза ее остекленели, — однако Саймон не единственный, кто пришел с фронта невредимым. У нескольких наших знакомых сыновья тоже вернулись живыми и здоровыми.
Вирджиния видела, к чему клонит мать; она неожиданно потеряла аппетит и отложила нож и вилку.
— Я знаю, мама. — Стараясь сохранять хладнокровие, она пригубила вино из хрустального бокала. — Только пока я не вижу среди них ни одного подходящего жениха.
— Ты окончила курсы секретарей, и где же ты собираешься работать? — спросил отец.
Вирджиния с нежностью посмотрела на него. Отец намеренно задал этот вопрос, чтобы сменить тему. В отличие от матери, он не осуждал ее за нежелание следовать примеру сестер, и она была благодарна ему за это.
— Еще не знаю, — ответила она. — Мне надо набраться опыта. Пожалуй, поработаю где-нибудь временно, пока не войду в курс дела.
— Может, тебе заняться семейным бизнесом, — предложил отец. — Ты всегда можешь присоединиться к Саймону в Лидсе. Он будет только рад.
— Нет, папа, спасибо, — сказала Вирджиния, сверкнув глазами. — Я хочу всего добиться сама. Единственная проблема в том, что я принадлежу к очень известной семье. Это может погубить мою карьеру. С одной стороны, работодатели едва ли примут меня с распростертыми объятиями, а с другой — и уволить меня не смогут, если узнают, кто я такая. Мне бы этого не хотелось.
— О чем ты говоришь? — заволновалась мать.
— Я решила сократить свое имя до Джин и избавиться от первой части фамилии Спенсер. Джин Китс звучит не так снобистски, как Вирджиния Спенсер-Китс. А вы как считаете?
Мать пришла в ужас.
— Но зачем, скажи на милость? — запричитала она. — Так не делают, Вирджиния! Я никогда такого не слышала.
— Возможно, но Вирджиния права, — поспешил прийти на помощь дочери лорд Вудсворт. — Если она хочет добиться успеха, то должна действовать самостоятельно. Имя Спенсер-Китс слишком хорошо известно, особенно в деловых кругах. Это может помешать, вызвать ненужную путаницу.
Вирджиния просияла.
— Спасибо, папа, я знала, что ты поймешь меня!..
Она вернулась в Лондон, как и обещала, к королевским скачкам в Эскоте, красочному и популярному событию сезона.
Дома Вирджинию ждало письмо, в котором ей предлагалось явиться на собеседование по поводу работы в Норфолке. Она обратилась в эту фирму, прочитав объявление в колонке вакансий в «Тайме».
В Норфолк предстояло отправиться через неделю, а сейчас на уме у нее были только скачки. Сопровождать Вирджинию и Салли вызвались Перри Лоури и его приятель и партнер по поло Джозеф, на чьей машине им предстояло проехать двадцать семь миль до Беркшира, где должен был состояться самый зрелищный и престижный заезд «Золотой кубок Эскота».
Перри был на седьмом небе от счастья: Вирджиния разрешила сопровождать ее. Она, правда, дала понять, что по-прежнему относится к нему лишь как к другу. Главным Вирджиния считала карьеру и не хотела ни с кем заводить романа. Перри оставалось только примириться.
Салли долго мучилась над тем, что надеть на скачки, ведь наряды прибывающих туда гостей — неизменная тема для сплетен. Наконец она остановила свой выбор на черном муслиновом платье и черной широкополой шляпе, украшенной страусовыми перьями. Вирджиния надела кремовое кружевное платье на атласной подкладке с длинным голубым шарфом. Дополняла наряд бежевая шляпка с узкими светло-вишневыми бархатными ленточками.
Когда они шли к машине, Вирджиния смерила Салли скептическим взглядом.
— Что случилось? — встревожилась подруга. — Тебе не нравится?
— Очень нравится… Вот только черное. Думаешь, это к месту?
— Да, — уверенно заявила Салли, садясь в кабриолет Джозефа. — В разноцветной толпе черное платье будет смотреться особенно эффектно.
Слова подруги не развеяли ее сомнений, однако Вирджиния предпочла промолчать. Впрочем, как скоро выяснилось, соображения Салли разделяли многие дамы, прибывшие на скачки, в том числе и те, что занимали королевскую трибуну. Некоторые были в черно-белом и издалека смахивали на сорок.
День обещал быть жарким. Так и случилось. Девушки взяли зонтики, чтобы защитить нежную кожу от беспощадных солнечных лучей. Пальто и накидки оставили в машине. Вокруг царила атмосфера праздника; было многолюдно, хотя зрителей прибыло чуть меньше, чем в день открытия.
С трибуны они наблюдали, как в открытых ландо подъезжали к скаковому кругу король, королева и другие члены королевской семьи. Со всех сторон неслись приветственные слова, радостные крики. Однако, несмотря на присутствие королевской семьи, происходящее в Эскоте никак нельзя было назвать событием скучным и пуританским.