— Подойдите, пожалуйста, сюда. Это необходимо.
Полицейский взял Жофруа под руку и мягко, но настойчиво заставил сделать несколько шагов вперед. Когда они оказались рядом со столом, доктор Матали сдернул простыню, и их глазам предстало обнаженное тело Эдит.
Жофруа, в ужасе отпрянув, застыл, потрясенный. Его вытаращенные глаза не могли оторваться от трупа.
— Вы узнаете тело? — спросил врач.
Жофруа не ответил. В его голове звенело: «Вы узнаете… Вы узнаете тело…» — как будто этот вопрос, записанный на долгоиграющую пластинку, долетал из какого-то другого мира. Узнал ли он это тело? Эту неподвижную человеческую массу, эту мертвую грудь, эти длинные волосы, прилипшие к отекшему лицу, эту вздувшуюся шею, эту мраморность кожи? И да, и нет… Все это не имело никакого отношения к его любви…
Судебно-медицинский эксперт повторил вопрос.
— Да, это, должно быть, моя жена, — пробормотал Жофруа пересохшими губами.
— Пойдемте, месье. — Врач вновь набросил простыню на безжизненное тело.
Жофруа покорно вышел из подвала, стены которого источали запах смерти. Поднимаясь по лестнице, он подумал, что никогда не сможет забыть ощущение могильного холода, испытанное им. Его сердце обмирало, а душа была готова воссоединиться с покинувшей его любимой…
Усадив Жофруа в кабинете, доктор Матали протянул ему стакан с водой, накапав туда какое-то лекарство из маленького флакона. Ему пришлось почти силой разжать Жофруа зубы, чтобы заставить выпить эту жидкость. Доктор постоял, держа руку на пульсе несчастного молодого человека, пока жизнь не вернулась на его смертельно-бледное лицо.
До Жофруа опять донесся голос, стремившийся вырвать его из небытия:
— Я предполагал, что для вас все это будет очень болезненно. Ведь в вашем сознании еще жив образ вашей супруги, о красоте которой мне уже многие говорили.
Жофруа поднял голову.
— Скажите, доктор, разве может человек так измениться за несколько часов пребывания в воде?
— Увы, это случается.
— Я должен сказать вам одну вещь: у меня есть основания полагать, что моя жена была беременна.
— Вы в этом уверены?
— Это может подтвердить врач, к которому она должна была обратиться. Однако мне неизвестны ни его фамилия, ни адрес. Полиция занимается его поисками.
— Если мадам Дюкесн действительно консультировалась у гинеколога, его легко будет найти. Вас очень волнует этот вопрос?
— Да.
— В таком случае, можно провести вскрытие. Но, может быть, лучше подождать результатов поисков полиции?
— Вскрытие?
— Я не вижу в этом необходимости: симптомы смерти совершенно очевидны.
— Но у полиции может возникнуть необходимость во вскрытии, — сказал комиссар. — Скажем, чтобы выяснить, не приняла ли покойница яд, перед тем как оказаться в воде. Надо ведь чем-то объяснить, месье Дюкесн, почему ваша жена — прекрасная пловчиха, как вы утверждаете, не смогла ничего предпринять для своего спасения, не правда ли?
Наступило тягостное молчание.
— Почему вы так на меня смотрите, господин комиссар? — наконец произнес Жофруа. — Думаете, я боюсь вскрытия? Знайте же: если бы я мог, я сделал бы все, чтобы тело моей жены не уродовалось этими мясниками. Простите, доктор. Но я не имею на это право. Больше чем вам мне хотелось бы знать, почему погибла Эдит и была ли она беременна. По-моему, вскрытие просто необходимо.
— Вам нет необходимости ждать здесь. Это займет какое-то время. Приходите к шести часам. А вы, господин комиссар, останьтесь.
Жофруа встал.
Выйдя из морга, он совершенно неосознанно вышел к порту и побрел по берегу озера, рассеянно поглядывая на многочисленные суденышки. Вдруг он увидел ту самую голубую лодку, которой они обычно пользовались. Лодка плавно покачивалась на привязи в ожидании новых влюбленных.
Когда к шести часам Жофруа вернулся в ту же комнату, врач с двумя ассистентами в присутствии уныло молчавшего комиссара завершал составление протокола вскрытия.
— Мы закончили, — сказал доктор Матали. — Я опускаю некоторые чисто профессиональные подробности, но могу ответить вполне определенно на два основных вопроса: во внутренних органах покойной никаких следов яда не обнаружено, и второе — мадам Дюкесн не была беременна.
— Таким образом, ее смерть нельзя отнести к самоубийству, — заключил комиссар полиции. — Это был несчастный случай.