Кац сделал все, что мог, чтобы меня убедить. В один момент он начал ощупывать себя, ища зажигалку, и я вынул ее из кармана своего пиджака. Он только улыбнулся. Обнаружилось, что его кофейная ложка довольно резко согнулась. Снова снисходительная улыбка. Были согнуты ключи, не вызвав у Каца ни малейшей реакции, кроме вздоха, в отчаянии донести до меня правду. А потом он стал рассказывать мне истории. Я сидел и слушал, как громом пораженный. Он рассказал, как однажды Геллер совершил для него чудо психокинеза. Он вышел из квартиры, чтобы купить газеты на улице. Геллер остался внутри, спал на диване перед телевизором. Когда при возвращении Кац вышел из лифта, он был потрясен, обнаружив, что один из предметов мебели в доме — тяжелый декоративный вазон — лежал у стены в холле рядом с дверью квартиры. В волнении он бросился внутрь и разбудил Геллера от глубокого сна, и вместе они с трудом занесли вазон обратно. «Поймите, что дверь была заперта, когда я уходил», — объяснил Кац. «Вазон был дематериализован и переправлен через закрытую дверь в холл, пока Ури спал! И этот вазон был такой тяжелый, что Ури потянул спину, помогая мне занести его внутрь. Поэтому он не смог бы передвинуть его сам, даже если бы не спал!» (Я задался вопросом, когда Геллер потянул спину, и по-моему, я знаю.)
Я обратил внимание, что Геллер, который, как известно, занимается гирями, вполне способен на такой подвиг, и что для него не была препятствием закрытая дверь, которую можно было отрыть изнутри. Кац был непреклонен. Зачем, спросил он, Геллеру утруждаться, чтобы одурачить Яшу Каца? Я думаю, очевидно, что цель Геллера в том, чтобы держать людей, вроде Каца, на крючке. Пока они верили в него, они были его рабами, и были под контролем. Не стоило жалеть усилий, чтобы держать обывателей в узде. Но Кац рассказал еще про одно чудо.
Возвращаясь однажды вечером из театра, Кац увидел, как виниловый пластиковый подлокотник внезапно материализовался перед ним из дождя и упал в лужу рядом с ним и Геллером. Он вспомнил, что когда они искали места в театре, Геллер пожаловался, что на месте, которое он выбрал, нет подлокотника, и пересел на другое. И этот подлокотник, ликовал Кац, соответствовал другим в театре! Как я мог это объяснить? Я не буду утомлять моего читателя разъяснениями, которые я давал Кацу.
Письмо, которое я сейчас получил от Каца, было довольно неожиданным. Он читал мою книгу и решил, что пришло время рассказать о том, как Геллер его использовал. Он хотел, чтобы я поехал в Израиль, чтобы услышать эту историю, и так как я собирался посетить Италию для работы на итальянском телеканале RAI-TV с журналистом Пьеро Анжела, я согласился сделать остановку в Тель-Авиве. Через несколько дней после короткого телефонного разговора с Яшей, я был в его квартире, ожидая его разоблачений. Я согласился послушать сплетни и записал восемь долгих магнитофонных кассет с рассказами Каца.
Его главной заботой была очень большая сумма денег, которую Геллер был ему до сих пор должен. Соглашение, заключенное с Геллером, давало ему право на процент от всех доходов, которые Геллер получил за пределами США, и он следовал за ним многие месяцы, когда тот путешествовал по всему миру с израильским чудом. Наконец, Геллер избавился от него, и Яша знал, что он не представлял в дальнейшем никакой ценности для своего работодателя. Но другой аспект всего этого стал, по-видимому, гораздо более важной причиной расставания. Выяснилось, что Каца брали в помощь в качестве ассистента, когда не было обычно вездесущего Шипи Штранга. Иными словами, Кац мне признался, что был не невинным лакеем, как я думал, а напротив, законченным жуликом.
Это произошло постепенно, сказал Кац. Было несколько серьезных разговоров с Геллером и Шипи, в ходе которых они пытались навязать ему определенные личные взгляды, которые он категорически отвергал. Были намеки, что его допустят в «узкий круг», если он позволит себя убедить, но он не сильно хотел это слушать. Вскоре после этого, как раз перед выступлением, ему вдруг рассказали о «языке жестов», который они использовали, чтобы во время представления сообщать Геллеру на сцену о выбранных публикой цветах и числах, и Кац был шокирован в тот вечер, сидя в переднем ряду, на месте Шипи, с сигаретой во рту, наклоненной вверх, чтобы подать условный знак «зеленый» «обладающему не очень сильной телепатией» Геллеру.
Затем дело с согласием Каца пошло быстрее — довольно неохотным согласием, как он объяснил. На встрече в Лондоне с книжным издателем был приведен в действие план по убеждению жертвы в чудодейственных способностях. Геллер встал, зевнул и пошел к себе в комнату, далеко по коридору. Кац продолжал говорить с издателем, ответив по телефону, когда тот позвонил, и оставив трубку рядом с кроватью, так что Геллер, который и был звонившим, мог слышать последующий разговор в своей комнате. Вскоре после этого они были поражены, когда в комнату ворвался Геллер, чтобы объявить, что только что во время сна у него был «выход астрального тела», и что его «дух» был в этой самой комнате и слышал каждое слово! Он повторил части разговора, к удивлению доверчивого издателя.
На плановых выступлениях в Бирмингеме, Англия, на Каца поистине взвалили всю ответственность. За несколько минут до представления, при битком набитом зале, Шипи бросился за кулисы сказать Геллеру, что в первом ряду было полно местных фокусников, сидящих вместе с прессой и готовых разоблачить трюки, которые, по утверждению Геллера, были демонстрацией настоящих экстрасенсорных способностей. Геллер побледнел и отказался давать свое представление. Шоу было задержано, пока Геллер и Кац совещались с Вернером Шмидтом, промоутером. Геллер утверждал, что администрация сообщила зрителям о заложенной бомбе, и что шоу отменяется. Бедный Кац предстал перед разгневанной публикой, которая была не расположена покупаться на такую жалкую историю, и сказал, что деньги будут возвращены. Потом он слышал, что Геллер, разговаривая за кулисами с журналистами по ходу к машине, которая должна была увезти его подальше в безопасное место, сказал им, что на самом деле он хотел давать представление, но Кац не позволил ему это сделать! Кац больше никогда не вернулся в Бирмингем.
Когда отношения мессии с учеником ухудшились, и на роль отъявленного обманщика был назначен Кац, он обнаружил, что делает возмутительные вещи, обеспечивая трюки Геллера. В Сан-Франциско перед телевизионной программой, в которой Геллер должен был предугадать содержимое запечатанного конверта, Кацу приказали просто подойти к столу продюсера и заглянуть туда. Нервно переживая из-за опасений, что его поймают, Кац сделал это, и доложил, что это был рисунок белого флага на флагштоке. Конечно же, когда Геллер трудился, «телепатически» определяя, что в конверте, он прошел через весь тот театральный спектакль, что и всегда в те времена, когда Кац верил, что Геллер действительно использует экстрасенсорные способности. Кац был просто восхищен актерскими способностями Геллера, но тревожился, что его используют.
К тому времени Геллер, вероятно, думал, что полностью втянул Каца в образ. Он приказал ему стоять у дверей театра, когда в него входят люди, и сообщать ему за кулисами, у кого что было в кошельках и карманах, когда они платили за билеты. Кац видел, как Геллер записывал номерные знаки различных машин на стоянке снаружи, и фиксировал детали людей, выходивших из них — чтобы впоследствии использовать это на сцене. Он был встревожен во время визита жены Денни Кея, Сильвии Файн, видя, как Геллер принимал ценные семейные реликвии, и рвал их, пока никто — кроме Каца — не видел. Позже, сделав вид, что разорвал их «парапсихологически», Геллер извинился за непредсказуемые сверхъестественные силы. В Париже Кацу приказали, чтобы он шел за Геллером и репортером из «L 'Express», и подкинул в воздух ложку, так, чтобы казалось, что она телепортировалась из ниоткуда. Он видел, как Геллер делал то же самое много раз, подбрасывая предметы у себя над головой из-за спины.