Отпустив руль, поэт закидывает руки за голову и смотрит в небо сквозь прозрачный потолок. Машина едет сама. Мотор жужжит, как волшебная муха, и кажется, что мы плывём над дорогой, расслабленные гости из будущего, залетевшие в отсталую страну. Навстречу нашему звездолёту, воняя соляркой, едет потрёпанный междугородний автобус. У водителя отвисает челюсть.
На холме раскинулось огромное кладбище: звёзды и кресты до горизонта. Люди с граблями и лопатами бродят среди могил, словно гастарбайтеры в городе мёртвых, обслуживающий персонал, – делают уборку, меняют цветы, наводят красоту и, уходя, оставляют ненужные хозяевам конфеты. На кладбище очень важно иметь орудия труда. Прошлым летом, навестив могилу матери с голыми руками, я нашёл её в зарослях высокой травы, уже подсохшей на солнце; стебли были жёсткие и крепко сидели в земле; я поджёг их, чтобы расчистить участок, – и в результате устроил пожар, который пришлось затаптывать ногами. Нормальные люди, работавшие по соседству, были в ужасе. Наверное, со стороны это выглядело как шаманский танец среди языков огня, и во все стороны летели искры. Почему-то мне всегда неудобно перед людьми за своё поведение.
– А вот я, – говорит поэт, – приношу родителям стихи. Родители – мои вечные читатели. Как только у меня выходит новая книжка – сразу иду на кладбище. Я там полочку смастерил между надгробий мамы и папы. Что-то им нравится, а что-то – нет.
– Как вы об этом узнаёте?
– По состоянию книг. По следам на страницах. Некоторые стихи заложены сухими жучками или травинками. Один сборник я нашёл разорванным.
– Думаете, про зоофилов им понравится?
СС нахмурился и покачал головой: мол, тише вы! Приняв нормальное водительское положение, повернул руль и съехал на обочину. Заговорщицки на меня глядя, предложил выйти покурить. Мы удалились на опушку леса, я полез в карман за сигаретами и хотел угостить поэта, но он отказался.
– Я бросил. Насчёт покурить было сказано для конспирации.
– Что?
– Не хочу, чтобы она слышала, – кивнул на Теслу.
– Неужели все разговоры записываются?
– Можете не сомневаться. Вы сейчас поймёте, почему нейросети не должны об этом знать.
Он надел очки, вынул из кармана салфетку и с выражением прочёл стишок[3] про секс между мусульманином и козой, прекрасно сочинённый, но ужасный со всех других точек зрения, от законов шариата до уголовного кодекса РФ. Закончив первую салфетку, поэт достал ещё несколько и анонсировал продолжение:
– А здесь у меня про евангелистов.
– Это… это как же?! Орёл, телец и лев?
– Именно так. Хотите послушать?
Отступать было некуда – позади стоял мрачный лес с неведомыми зверушками. Хотя, если вдуматься, где, как не в лесу, читать такие стихи? В общей сложности СС выступал передо мной около получаса, местами было дико смешно – автор не ограничивался оскорблением религиозных чувств, светским персонам тоже доставалось. В одном из фрагментов под названием “Сильнодействующий президент” описывались любовные игры Путина с амурской тигрицей, которую доставили в его кремлёвский альков под наркозом. А философская глава “Критика неебического разума” повествовала о влечении Канта к голубям.
– Да-а, – задумчиво протянул я, дослушав поэму. – Дерзко! Вы, батенька, прямо Шарли Ебдо. Как бы вам голову не открутили.
– Это вряд ли, – ответил поэт. – Я больше штрафов боюсь. Поэтому не стану публиковать поэму, пока не выплачу кредит. А голову – вряд ли. Мы же всё-таки не в Париже.
И тут я вспомнил, что, ёлки-палки, еду в Париж, на родину свободы, где всегда ценили талантливое нарушение границ дозволенного. У меня родилась идея – напечатать “Зоофилов” на берегах Сены, перевести на французский и издать под скромным псевдонимом SS. Как вам такой план? Поэт выслушал и загорелся. Но буквально через минуту пригорюнился и заявил, что отказывается посылать мне стихи по электронной почте.
– В этом мире нет ничего тайного, – сказал он.
– Ну и ладно. Pas de problèmes. Давайте отксерим ваши салфетки. По-моему, так даже интереснее – возить рукописи через границу, как в старину.
3