— Однажды тебя посадят, — улыбнулась Дарина, игриво уткнувшись носом в щёку подруги.
— Но все мы знаем, кого заклеймят шлюхой, — парировала Оксана, ласково поцеловав её лоб.
Та лишь вздохнула, перевернулась на спину и уставилась в утопающий в лиловом рассветном зареве потолок комнаты, закинув руки за голову. Потом тяжело поднялась, потянулась к подоконнику, ища зажигалку и пачку «Уинстона» с ментолом.
Закурила — и выдохнула белым клубом холодного дыма, всё так же глядя в пустоту.
Оксана, наблюдая за этим, неодобрительно покачала головой, откатилась на другую сторону постели, и, накинув на себя лёгкое покрывало, направилась в душ, оставляя подругу наедине с её мыслями. Та проводила её игривым улыбчивым взглядом, и, закинув ногу за ногу, продолжила курить.
Оставшись одна, в этой уютной маленькой спальне, где почти всё помещение залито алыми красками свежего дня, она отдыхала, уже в который раз просыпаясь вне отчего дома. Родителям сказала, что у подруги, и те не видели в этом проблемы.
Скоро нужно уходить на учебу: она выйдет вместе с Оксаной.
В школе в последнее время происходили занимательные события.
Первые месяцы лета — напряжённые и шумные, когда среди старших классов появляются даже те, о ком ранее лишь догадывался. К тому же, ещё с мая стала наблюдаться довольно странная тенденция: многие ботаники стабильно не являлись на занятия, иные — если и приходили, то под чем-то, и преподаватели их тут же выставляли за дверь. На этом фоне сейчас пытались вести воспитательные часы против наркотиков, алкоголя и прочих элементов счастливой жизни для опустившихся.
Занимались просветительной деятельностью, в основном, те же школьники из тех, кто хотел послужить общественной деятельности и, в своих попытках сделать мир лучше, избрали своим долгом обогащение местной полиграфии: безвкусные афиши украшали половину лестничных площадок здания. Агит-кампания удалась на славу: заценившие старания сверстников девочки выряжались в тёмное и напевали Молко, а мальчиков находили обдолбанными на заднем дворе. Пока одни проникались контр-культурой, другие — начинали ей жить.
На последнем вечере, куда согнали все старшие параллели, случился самый настоящий праздник.
Лекция посвящалась реабилитации наркоманов и трагичной судьбе тех, кто покинул мир молодым. Слушать её пришли охотно — все, как на подбор, в чёрном, с анкхами. Косухи, рваные джинсы, берцы — как сходка блэкеров. Многие уже под травой, любовно раскуренной ещё до занятий. Им говорили, что глаза — это зеркало души, а они смотрели в ответ мутным размытым взглядом, улыбались, согласно кивали: затуманенное сознание дарило совсем иные краски миру вокруг.
Если дети — это цветы жизни, то Харьков — бодлеровский дендропарк. Культура смерти и декаданса слишком крепко врезалась в мозг, пропитала естество. С другой стороны, чего ещё ожидать от поколения, от чьих жизненных ориентиров веет «Нормой», конвульсивные попытки выжить напоминают Порождённого Сына Земли, а само бытие сводится к камерным беседам Пахома о «Зелёном слонике» с блюдцем сладкого хлебушка в руках. Если раньше коричневая чума вселяла ужас в сердца людей, взывая к образам концлагерей и пыток, то теперь это символ чайной розы на тленном поле пыльных сорняков. А если к холсту уже почти готовой картины добавить заупокойные мессы о чистой и непорочной лилии, крики ворона о несбывшимся грядущем и серое небо над мокрым асфальтом Берлина, то всё становится понятным без лишних слов: кто не разложился, тот застывает в прошлом, а наше время — пляска бледных мертвецов, что смиренно ждут своего личного состава на станцию вечного сентября.
Смотря на своих сверстников, Дарина часто задавалась вопросом: в других школах всё так же, или это только ей повезло? Да и так ли это, в сущности, важно? Даже одного островка тьмы хватает, чтобы в дальнейшем оная распространилась повсюду.
А проблема была весомая, беспокоились как педагоги, так и родители учащихся, и, соответственно, правоохранительные органы.
Кто-то устойчиво проталкивал молодёжи вещества, и делал это очень аккуратно и незаметно: ни посредников, ни каких-либо иных третьих лиц. Из повязанных и допрошенных не удалось выжать решительно ничего:
— Где взял?
— Нашёл.
— Врёшь.
— Пойдите и гляньте — там ещё есть.
Провалявшись в постели ещё с какое-то время, Дарина поднялась, раскрывая ставни, впуская в спальню свежую прохладу.