Сглотнула, собирая осколки сознания в нечто осязаемое. Открыла в себе дар речи. Следом возвращалась и остальная память.
Уже приосанившись, Дарина села, подобрала под себя ноги, опустила пепельницу с подоконника на кровать и осмотрела людей ясным взглядом. Мир не сыпется, комната не шатается, можно жить.
— Жива, — выдохнула она наконец, — и опять затянулась, блаженно выпустила клуб густого синего дыма в потолок.
Вместе с сознанием вернулись и картины из прошедшего сна. Огромный тронный зал. Женщина в белых одеждах. Нагая рыжеволосая воительница. Сильфа. Ещё какие-то люди. Старый Пёс.
— Да, ты всё правильно помнишь, — сказала девушка, всё это время стоявшая в дверях. Она была в длинном тёмном платье до пят, в обычных сандалиях, с подвязанной рыжей косой до пояса. Глаза — большие, зелёные, как у настоящей ведьмы, а лицо — свежее, румяное, как с картины писаное.
— Спасибо, что помогла нам там, — кивнула её сестра. — Если бы не ты, Гертра была бы мертва. Ты спасла её.
— Вот оно как, — усмехнулась Дарина. — Что это вообще было?
— Мы победили, если вкратце, — ответила та, что стояла, и осмотрела комнату. Оксана жестом указала ей на кровать. Мол, можешь присесть. Та — благодарно кивнула и опустилась на угол постели.
— Это, конечно, здорово, — согласилась хозяйка квартиры, — но, может, наконец расскажете всё по порядку? Кто вы такие? Зачем пришли? Что происходит? Если вы, конечно, знаете, что происходит.
Сёстры переглянулись между собой.
— С чего начать? — спросила Сильфа.
— Да с начала и начните, — улыбнулась Оксана.
Девушка в кресле кивнула своей сестре:
— Ты лучше это подашь. Вы можете нам не верить. Я осознаю, насколько всё это фантасмагорично и невероятно, если не увидеть и не прожить лично, — обратилась она к остальным. — Никто не верит, пока не видит.
Гертра пожала плечами. Оксана и Дарина ждали. Школьница продолжала курить.
— Всегда, везде и во все времена, — начала «ведьма», — существовал прекрасный город, где всякий ребёнок мог обрести счастье. В вашей религии это называется Раем, в античности — нечто сродни Елисейским полям, в остальных мифах — так или иначе, аналог великой страны грёз. Это место звалось Карпой, Городом Мёртвых Детей. Попадая туда, дитя исчезало из своего времени, оказывалось на его улицах. Огромные башни, минареты, купола, стены жёлтого кирпича, бескрайние фонтанные площади, парковые аллеи под рощами плакучих ив, виноградники, даже пирамиды, библиотеки — это всё было там. Можете представить любое из подобных мест, написанное на картинах исчезнувших городов — и не ошибётесь. Когда ребенок попадал в Карпу, ему всегда давался выбор: однажды вернуться в своё время — в тот же миг и в то же место, откуда он исчез, или остаться там навсегда. Отсюда и название — многие дети выбирали её вместо знакомой им реальности. Оно и понятно: приходили туда, как правило, в моменты войн, катастроф, ссор и прочих невзгод, куда возвращаться попросту не хотелось: вернёшься — и скосит пулей, или получишь затрещину, или ещё что подобное. Словом, зачастую, по возвращении тебя ждали или серьёзные нерешённые проблемы, или самая простая смерть, на месте и без шуток. Сама же Карпа всячески заботилась о том, чтобы дети знали о ней. Будь то рассказы стариков, или сказки из книг, или народный фольклор, но, рано или поздно, так или иначе, ребёнок находил карту к ней. Она простая, это стихи:
Раз увиденные, эти стихи врезались в сознание ребёнка и всплывали в сознании в нужном времени и нужном месте, чтобы уберечь и спасти его. Так он оказывался в Карпе.
Находясь на её улицах, дитя могло выбрать себе до трёх различных талантов, и развивать их. Это могли быть самые разные умения, от совсем невероятных, вроде создавать созвездия воображаемых зверей, до вполне обыденных — мастерить игрушки, петь, писать. Да что угодно, лишь бы эти таланты никак не вредили ни городу, ни другим детям. В противном случае Карпа спрашивала ребёнка, уверен ли он в своём выборе. И если дитя не отказывалось от разрушительных талантов, то его тут же перемещало в темницы.