— Так что же, мы — команда? — улыбнулась Дарина, протянув руку Гертре.
— Стало быть, — кивнула та в ответ. — Иди к нам, сестра.
Сильфа, всё это время курившая в молчании, подошла к девушкам. Села подле Дарины, разделяя её с Оксаной.
Психолог, школьница с нездоровой психикой и две души не от мира сего. Это действительно звучало, как команда для борьбы с охватившим их родной город безумием. Мало надежды на успех, никакого чёткого представления о дальнейших действиях касательно обычных людей. Много амбиций. Так оно всё и начинается.
***
За окном сгущались сумерки, и в ореоле первых звёзд проступала луна, скрытая сонмом густых облаков. Ночь опускалась на крыши домов, а вместе с тем око луны смотрело с колоколен Покровского монастыря, озаряя своими лучами площадь Конституции.
Девушка на пьедестале тяжело открыла глаза, медленно повела крылом, нерешительно осмотрелась. Вокруг не было ни души.
Статуя осторожно сошла на каменные плиты, тяжело ступая по ним железной стопой. Она привыкала к своему новому телу, тёмный металлический окрас менял свой цвет. На щеках проступал румянец, глаза тускло светились огнями небес, а волосы стелились по ветру золотым полотном. Белоснежные крылья приятно слушались, легко поддавались движениям. Нежное белое платье окутывало босые ноги, ласкало их касаниями подола. Венец из одуванчиков оплетал её голову. В нём она напоминала королеву лесных духов. Она потянула руки к луне, закрыла глаза и сделала глубокий вдох, легко выдохнула и закружилась. Ей было хорошо, она чувствовала себя свободной.
Шумно захлопали её крылья, поднимая девушку в небо, к далеким и холодным облакам. Ветер подхватил её, уложив на воздушный поток, словно отец, качающий на руках свою маленькую дочь.
Колокола Покровского монастыря отбивали полночь, а девушка парила над его башнями в свете полной луны.
Никем не замеченная, она играла со звёздами. То гонялась за ними, то пряталась от тысячи тысяч ярких очей, то витала среди бескрайнего синего поля в ночных небесах.
И звёзды наблюдали за ней. Кем-то разбросанные, тихо лежали они среди широкого луга, подобные неисчислимым цветам, и дрожали в своём немом сиянии, безмолвно крича о себе, стремясь, чтобы она их сорвала в свой венец.
Минуя здание монастыря, пересекал дорогу Георгий Савич. Мир ловил его тело, а он оставил ему свой дух. Остановившись у магазина «Покровский», что торговал различной церковной утварью, Сковорода поднял взгляд в небо, где летала молодая девушка. Она увидела старого философа и с улыбкой помахала ему рукой. Он улыбнулся ей в ответ и неспешно пошёл дальше. Скоро его нагнал вечно спешащий отец Фёдор. Он бежал от самого вокзала. Георгий Савич остановил святого отца и положил ему руку на плечо, пристально посмотрел в глаза старика и отрицательно покачал головой. Куда им торопиться? Спешка — привилегия живых. Обретший вечность не знает времени, оно ему просто не нужно. Отец Фёдор кивнул и отер пот с лица, выпил воды из своего чайника и предложил философу. Тот отказался.
Девушка сидела на самой высокой башне монастыря, обнимала крест и провожала их взглядом.
Со стороны «Детского мира» доносилось тихое и печальное пение скрипки. Скрипач был пьян. Неровно ступал он по крыше, то и дело, норовя сорваться вниз на горящий от звёзд асфальт. Фрак его был тусклым от пыли, а под фраком слышалось мерное жужжание мух.
Чёрным вороном он пересек мостовую в одном длинном прыжке — и стал на здание напротив, изогнувшись в грациозном поклоне. Ещё один перелёт — и ещё одна крыша. Ночь служила ему крыльями, и он летел на них к монастырю, на башне которого сидела девушка. Она сидела на куполе в обнимку с крестом и наблюдала за пляской безумца.
Неровные шаги несли скрипача к краю. Он звал свою любимую, которой уже давно нет. Он смотрел на луну, и она казалась ему ликом той единственной, кому посвящена его песнь. Он смотрел на луну, преклонив колени, вознеся над собой старую скрипку, и играл забытую молитву Любви. С его уст срывалось лишь одно слово: её имя.
Смычок терзал струны, а тело сёк поднявшийся ветер. Он больно трепал сухие волосы и рвал поношенный фрак. Но разве скрипачу есть дело до мира, когда перед ним его муза, его любовь!