Он извивался и бился в агонии отчаянья, предаваясь своей разнузданной, безумной игре. Он играл, не вставая с колен — лишь в поклоне ты волен молиться. А скрипач молился своей игрой. Не храмам, и не колоколам, не звёздам и не луне. Его молитва предназначалась любви. Немой и никем неузнанной, ведомой лишь ему одному, и той, кого уже давно нет среди живых. Девушка слушала игру безумца, затаив дыхание.
Что-то нечеловеческое, что-то дьявольское и дикое было в нём. Люди на такое не способны. Эта страсть, эта безудержная волна пылких и романтичных чувств, эта ода — простой человек не способен на такое. Он терзал её сердце своей скрипкой. Она — приложила руки к груди, чтобы унять боль.
Скрипач воспарил в небо, к ореолу луны, что обрамляла его голову подобно нимбу.
Смычок резал струны, врезался в них как нож в живую плоть, и звуки брызгали подобно каплям крови, осыпаясь на землю дождем алых мелодий, полных отчаянья, боли — и страшного, веселого счастья. Скрипач веселился и ликовал. Он плясал среди небес свое танго над бездной сонного города.
Девушка взлетела к нему. Она хотела коснуться его, обнять. Она мечтала о танце с ним. Но может ли он, верный своей возлюбленной, посмотреть на другую? Никогда! Он видел юную девушку, что парила подле него. Видел её томный взгляд, затянутый пеленой страсти нежной, детской влюбленности. Чувствовал, как дрожит её тело. Но сегодня его ночь. Его луна. Его любовь. Девушка поймала его взгляд — и в ужасе отшатнулась. Скрипач был лишён очей.
В его глазницах копошились черви. Кожа на его ладонях облупилась и походила на старую изношенную одежду.
Но почему, почему так, думала девушка. Человек, который играет такую волшебную музыку, не может быть таким… Таким уродливым… Нет… Мёртвым!
Он был мёртв, как будто Бог — и жив, подобно Сатане! Его душа была отдана Ей, единственной и неповторимой. Своей песней он возносил ей храм на костях истерзанного тела.
Все красивое этому миру дарят мертвецы. Лишь принеся в жертву самое драгоценное и прекрасное — жизнь — ты сможешь создать нечто столь же чарующее, нечто неземное и волшебное. Ничего нет прекраснее жизни, порождённой желанием смерти.
Девушка и скрипач кружились над куполами монастыря, а над ними ярко сиял божественный лик полной луны. Они плясали — каждый в своем танце, в своих мыслях — среди тысячи звезд, и никто не посмел им мешать.
Скрипач опустился на площадь с последними каплями нотного дождя и низко поклонился небесам. Девушка опустилась рядом с ним и нерешительно замерла.
Он обернулся к ней и протянул руку. Девушка робко приняла рукопожатие. Его ладонь была тощая и холодная. Как у скелета.
Танец кончился, время идти к остальным: их и так заждались.
Город обретает душу в скульптуре. Дома — это его глаза. Вырви их, и он ослепнет. Дороги — сосуды, по которым течет его кровь. Перекрой их, и он умрет. Уничтожь его статуи, и ты сметешь его душу.
Харьков — город-бастион. Со дня своего основания он был щитом, который защищал остальные земли от степных набегов. Много столетий он держал оборону от внешнего врага, не пропускал его дальше своих земель и уничтожал его у своих стен.
На Площади Свободы собрались многие видные личности города, без которых он бы не стал тем, чем является ныне.
Казак Харьков гордо восседал на своём гнедом коне и грозно потрясал копьём, метая его во всякого, кто осмелился ступить на его территорию. Так было четыре столетия назад. Так было в начале двадцатых годов прошлого века. Но не сейчас.
Тарас Григорьевич и его верная свита — бедный народ: крепостные, матери-одиночки, батраки — все бедные, никому не нужные, оставленные на произвол судьбы люди сделали всё, чтобы Харьков обрел свою плоть, свою душу, стал частью выдуманной молодой страны. Украина была создана музыкой кобзаря, словом философа и волей народа.
Георгий Савич принёс в жертву людям свою душу, посадив семя своих дум в недра бедного сознания. Из того семени возрос прелестный сад печальной песни, что ныне гордо звучит на людских устах.
Отец Фёдор — он был в Харькове лишь проездом, «за границей», как писал он своей жене. Но что-то заставило его остаться здесь и встречать всякого новоприбывшего, даря ему своё немое благословение. Потерянная душа в чужом городе — ласково подходит он к ней, как бы говоря «не бойся, здесь ты почувствуешь себя, как дома», и предлагает ей выпить воды из своего чайника. То кровь города, ибо испив чужой воды, ты причащаешься ею. Если её вкус горький — беги отсюда и не оглядывайся — ты чужак, тебя не примут и не поймут. Но сладкая вода означает радость и тепло. Ты только прибыл сюда, но ты уже свой. Ты найдёшь кров, обретёшь приют и спокойствие. Вода Отца Федора всегда сладкая.