Действие третье. Рождение Королевы
Раз в столетие в ореоле полной луны угадываются черты дивного замка, чьи формы настолько странны, что нет таких слов, чтобы описать его. Этот замок — он всегда живой, всегда иной. Сотни сотен летучих мышей стаями слетаются вокруг его островерхих башен, а лесные волки бросают свои логова, спеша вознести хвалу посетившему сей мир духу.
Хлыст Карателя схлестнётся с серпом Жнеца и, заняв место Палача, Охотник отправится в ночь навстречу судьбе. Врата Цитадели открыты и встречают нового гостя. Оркестр готов играть.
Всё начинается здесь. Жизнь начинается здесь.
В небольшой квартире, освещённой тусклым светом мерцающих свечей, смешанным с заревом агата ночного светила, томилась Скучающая Принцесса.
В красных одеждах, с длинными волосами цвета снежного пепла, она смотрела на усталое отражение, сморщившееся от тяжести прожитых лет.
Стоя напротив высокой арки мира грёз, она пыталась угадать, чудовище или ранимая дева остались с ней после стольких тяжёлых дней по ту сторону стекла. Маска за маской сменялись личины, являя то царственную Чуму, то властительницу мира, то уязвлённую влюблённую, то загнанного, озлобленного хищника. И каждый новый лик — это всё она, она одна. Пристально всматривалась Принцесса в каждый портрет, что обличало зеркало перед ней — и пыталась найти себя.
Влюбляться и ненавидеть, сопереживать и осознавать, что все отражения — это всё ты, и воспринимать их, как отдельных личностей. Разложиться по частям, чтобы понять, что в себе нравится, а что нет. От чего хочется избавиться, а что можно оставить. Смотреть в самое себя — и скалиться подобно лютому зверю, до слёз, до боли в глазах, и встречаться с бездной чёрного, такого же уставшего и обескровленного усталого взгляда. Понять себя и познать. Найти внутреннее чудовище — и признать, принять его, одарить поцелуем и обратить в неземной красоты деву. Без помощи каких-либо чар, принцев или чужих советов.
Дверь комнаты тихо скрипнула, и в помещение медленным шагом вошла женщина чёрных ряс. Взгляд её был спокоен, а дыхание — смирно.
— Вы никогда не любили зеркал, моя Принцесса, — заметила она почти шёпотом, наблюдая за своей подругой.
— Я боялась того, что могла в них увидеть, — холодно ответила женщина алых платьев. — Но только сейчас осознала, что замечала лишь клыки — и никогда глаза. Всякое чудище скалится, если загнано в угол. Но не каждое — питает ярость. Бездна по ту сторону меня испытывает лишь усталость и желание смерти.
Монахиня вздохнула и, опустившись в кресло у стола, покачала головой.
— Это всё, что осталось от вас, Принцесса?
— Ну, почему же, — улыбнулась та, круто развернувшись на каблуках.
Её подруга снова подняла взгляд: та светилась чистой, искренней улыбкой. Ни следа усталости или гнева — только радость и счастье.
Кошачьей походкой алая дева подплыла к широкому окну, выходящему на улицы тёмного Харькова, склонилась к стоящему на подоконнике бокалу вина и, поднеся багряный сок к губам, сделала медленный глоток, смотря на око полной луны.
Колокола Покровского монастыря отбивали полночь, оглашая город раскатистым золотым эхом.
Принцесса поманила Святую мать к себе, и та подошла, встав рядом, так же любуясь тьмой.
— Какая тихая и прекрасная ночь, Францисса, — улыбнулась хозяйка квартиры, снова отхлебнув терпкий хмельной сок. — Лучшей и не придумать для начала бала. Как там наша Королева?
— Сейчас она ещё спит, — ответила монахиня. — Её сны спокойны. Она уже перестала бояться и приняла свою судьбу. Но я всё ещё обеспокоена за неё.
Скучающая Принцесса со вздохом прикрыла веки.
— Бедная девушка, — согласилась она, отставив чашу. Помолчала и добавила:
— Ну да ничего, она привыкнет. Не всякой уготована такая доля. Как мы её назовём, Францисса, нашу дочь?
Женщина в чёрной рясе долго думала, смотря на тихий уснувший город.
Синий покров небес, пронизанный нитями жёлтого тумана окон высоток и уличных фонарей, окутал Харьков пеленой забвения. Тёмные тени заблудших душ мерно плыли по рекам городских улиц, сливаясь с шумом машин, воем сирен и стуком поздних трамвайных колёс.