Чиркнула колёсиком, дала огня, затянулась, счастливо выдохнула.
Оксана, сидящая подле на корточках, поднялась, облегченно улыбаясь — раз дымит, значит в норме.
— Да, — слабо оскалилась школьница в ответ её мыслям, потянувшись к её протянутой ладони, и заверила сквозь зубы: — Со мной всё ок.
Снова пыхнула, радуясь тому, что жива и что вообще способна дышать.
— Чо уставились? — кинула в пустоту толпы, на которую даже смотреть не хотелось. — Разойдись, все живы.
В её адрес тут же посыпалось осуждение и негодование.
«Убуханная», «обдолбанная», «наркоманка» и прочие лестные комментарии в сторону воскресшей покойницы. Даже не прямо, а так, переговариваясь, проходя мимо, бросая косые взгляды.
— Чем тебя так? — тихо спросила Оксана, внимательно изучая лицо школьницы, которой сейчас можно было искренне посочувствовать. Спутанные чёрные волосы в жёлтоватой жиже, под глазами — разводы от туши, дрожащие губы сжимают спасительную сигарету. Типичный торчок на измене.
Дарина вполне честно пожала плечами.
— Понятия не имею, — прошептала только. — На паническую атаку не похоже, да и вообще не помню за собой ничего подобного. Раньше было по-другому, это что-то совсем новое.
Девушка прервалась на нервный смешок, выдохнула клуб дыма, вновь втянула пары никотина в лёгкие.
— Ещё один пунктик в весёлое досье.
— Похоже или нет — решать уже не тебе, — серьёзно заметила её наставница. — Как дома будем, расскажи в подробностях, что видела. С этим не шутят.
— Да-да, — вяло отреагировала, — только докурить дай, ладно? Я всё опишу, но ты сама попросила, я тут не при делах.
Между тем вдали — чуть дальше и вправо к жилым домам, — что-то стукнуло. Похоже на дверь подъезда.
«У кого-то ещё тоже весёлый день», — усмехнулась Дарина, но тут же поёжилась, снова застыв.
Старый пёс вернулся. Не глядя на неё, медленно вышел на мостовую, пошел к одному из случайных прохожих — и тот, судя по всему, также заметил зверя.
«Тот ещё фрик», — подметила школьница Вырядился как на съёмки немецких хроник — да и сам выглядел, как истинный ариец: военная форма, светлые кудри, довольный и гордый. Он опустился на колени подле собаки («если он твой, то ты — мудак», — мысленно осадила мужчину), потрепал пса за ухом. Потом поднялся, проследовал за животным, от чего внутри у девушки похолодело: они оба слишком, слишком странные. Самое удивительное — их, казалось, никто не заметил. Вообще. Даже Оксана, которая сейчас была слишком озабочена состоянием самой Дарины.
— Там, — тихо произнесла девушка, отвечая на невысказанный вопрос, дрожащей рукой показывая на странную пару. — Там они, — повторила, выдавливая слова.
Женщина бросила взгляд в указанном направлении — заметила солдата. Пса — нет.
— Всё потом расскажу, — собираясь с силами, заверила школьница.
Между тем, наконец подъехало такси, можно было отправляться домой. И прогулка накрылась, и весь день к чертям.
«Зато жива», — саркастично прыснула Дарина, упав на заднее сидение автомобиля, пристроившись в объятиях родной души — наверное, единственного по-настоящему близкого ей человека.
Им предстоял долгий разговор.
Действие шестое. Мистерия усопших
Город опускается под землю в ожидании ангела с небес. Все ждут Еву-спасительницу, что оградит своего Адама от вестников свыше, и Харьков успел зарыться уже достаточно глубоко, даже небожителей не понадобилось. Да и Ева к нему не спешит: дети страдают в достаточной мере, чтобы уничтожить мир, но одного их страдания едва ли хватит, чтобы его спасти. Мир произрос из любви, и лишь она способна исцелить дитя, даровав ему крылья. Но в царстве, где за любовь держат сладострастие, рано или поздно начинается смерть.
Всегда хотелось верить, что ад — он страшный, мерзкий, противный. Словом, достойное место для наказания за никчёмную жизнь. Но истина оказалась страшней: он такой же, как и реальный мир. В своих мыслях, стремлениях, деяниях человек достиг того, что собственными руками смог воплотить кошмар на земле, без какого-либо божественного вмешательства. И чем больше дерьма создаёт человек, тем мрачнее видится загробная черта — как надежда на то, что всё ещё может быть хуже.