— Ты прости, но я уже без этого не могу… Не могу без Сережи… Конечно, большой любви у нас нет…
Алексей Николаевич, понимая бессмысленность возражений, все-таки сказал:
— Да разве бывает маленькая любовь? Любовь, она или есть, или ее нет!
— Ну и пусть! — замотала она растрепанной головой. — Не могу без этой физиологии… В конце концов, что тебе нужно? Будем вместе — вечером смотреть телевизор, гулять перед сном, заведем собаку… Я буду с тобой, как прежде, ленива… Только уезжай на два дня в неделю на дачу… Ах! Не надо ни о чем говорить… Давай потанцуем!
И Таша заставила его танцевать — по-своему, молодежному, когда партнеры, подпрыгивая и приседая, чокаются бедрами, потянулась к нему ртом и вдруг остановилась.
— Как? Ты не умеешь целоваться по-французски?! — в величайшем гневе воскликнула она. — Дожил до старости и так и не понял, какое это счастье! Давай же, я научу тебя. Раскрой рот и впусти поглубже мой язык!
И Таша с пылкой страстью принялась за обучение. Алексею Николаевичу было неприятно, почти противно, но он покорно подчинился ей, и они целовались, пока она тяжело не задышала и не потащила его в постель. Как теперь ловка и открыта была она вся (он нашел в московской квартирке несколько книжек по технике секса)! С каким желанием дала поцеловать шею с родинкой и сосочки на плоской груди, которой прежде так стыдилась! Поставила ноги ему на бедра, откинулась, закрыла глаза.
— Приподнимись, — шепнул он, словно их могли услышать. — Я подложу подушку…
И говорил, непрерывно говорил, какая она прекрасная, красивая, страстная — принцесса Греза, Шехерезада. А она? Открыла глаза и долгим, гордым и — ему казалось — даже счастливым взглядом отвечала на эти слова.
Когда она заснула, отключилась в одно мгновение, Алексей Николаевич ушел к себе на диванчик и думал, думал.
Он вспомнил, как она почасту твердила в последние перестроечные годы — относительно спокойные, при всех его загулах: «Давай уедем…» — «Куда?» — «За границу конечно!» — «Но как? Что мы будем там делать? Кому мы нужны?» — «Да что угодно! Только не жить здесь, в этой мерзкой стране…»
И только теперь, после ее пьяных исповедей, ему сделалось ясно, какова же ставка в этой игре. Помимо ее возвращения в молодость, словно в сладкий сон, Ташу связывает с Сергеем главная цель: сообща вывезти Танюшу, словно драгоценный предмет антиквариата для продажи, за рубеж, куда-нибудь в Штаты, скрыться там втроем. О, какие волшебные видения связывала, верно, она с этим планом! Как-то даже неосторожно проговорилась Алексею Николаевичу:
— Сережа сказал, что через два года Таня будет нас кормить…
Только слово «нас» имело скрытое от него ограничительное значение.
Алексей Николаевич наивно переоценивал роль этого мальчика в Ташиной жизни. Да и сама она не знала тогда, что он на пути в космос свободы служит ей лишь ускорителем, который в положенный срок будет отброшен. Так освобождается ракета от выработавшей себя первой ступени носителя. Так поступает старшая крыса с младшей, не способной прогрызть ход в новый, богатый амбар.
9
Алексей Николаевич ехал с тенниса в погожий сентябрьский вечер по прекрасному шоссе к своему домодедовскому переезду.
Жидким золотом блестели под уже низким солнцем перелески, не подступавшие к шоссе луга были еще по-летнему свежи и зелены. На душе было на редкость легко и покойно, как бывает после хорошей игры, когда сладко ноют мышцы, тело расслаблено и внимание притуплено мелькающими в глазах мячиками.
Как молодо чувствовал он себя в тот день! Как ловко передвигался по корту! Конечно, «чайник» — так уж научилась называть Танюша таких, как он, любителей. Подумать только, это прозвище явилось издалека, уж не из литературного ли мира, где «чайниками» с незапамятных времен именовали графоманов, таскающихся по редакциям с пухлыми рукописями или бездарными стихами. Но, верно, и в литературе, и в теннисе «чайник» переживает почти то же самое, что и мастер. Мгновения счастья, удачи, радость победы, прилив вдохновения — и раздражение, сержение на себя при ошибке, словно бы этим решалась твоя участь…
Думал Алексей Николаевич и о предстоящей в октябре командировке в Париж — на месяц, с хорошими деньгами. О встречах с последними литераторами старой эмиграции, которых знал лишь по переписке. О русской библиотеке Тургенева на улице Паскаля и ее редких книгах и журналах. О прекрасных апартаментах в пригороде Мэзон Лаффит, которые ждут его…