— Семен Иванович в Красногорском госпитале…
— В госпитале? Да что с ним? В какой палате?
— Он не в палате. Он в морге. Через полчаса начнется гражданская панихида…
И Алексей Николаевич выскочил на улицу, завертел рулем, поехал, повторяя:
— Вот так! Вместо именин попал на панихиду! Воистину: «Где стол был яств, там гроб стоит»…
То, что было Семеном Ивановичем, лежало на подиуме посреди залы в вызолоченном деревянном мундире. Подходя ближе и ближе, Алексей Николаевич сколько ни вглядывался, не мог узнать в покойнике любимого генерала. Ничего не осталось от плотного добродушного лица с крупным носом: какой-то куриный череп с гребешком волос, острым клювом и заплывшими глазницами.
А у изголовья, на маленьком стульчике сидела, медленно раскачиваясь, Елена Марковна, уже не рыжая, а словно в сквозящем кожей седом парике. Увидев Алексея Николаевича, она поднялась с помощью стоявшего рядом солдата и истерически закричала:
— Посмотрите! Посмотрите! Ведь Сеня как живой! Он ни капельки не изменился! Ведь правда? Правда?..
«Нет! Она ненадолго переживет его!» — сказал себе Алексей Николаевич, и ему сделалось нестерпимо стыдно за то, что он подсмеивался, иногда зло, над генеральской четой, над невинными рукоделиями Елены Марковны — романами о любви металлургов, над их, в сущности, чистой и честной жизнью и наивными идеалами — такими беззащитными в теперешней бандитской России.
— Елена Марковна! Дорогая! Милая! — лепетал он, обнимая и целуя ее. — Семен Иванович и в самом дела как живой! И Господь ведь не случайно позвал его к себе в день великомученика Симеона… Его ангела…
Вдову окружили сослуживцы генерала, какие-то не знакомые ему, приехавшие с Украины родственники, и под траурные залпы автоматчиков Алексей Николаевич побежал к своей машине — в чужую квартирку, помянуть наедине с собой Семена Ивановича.
Он не хотел и не мог видеть людей.
8
В своем падении Алексей Николаевич обвинял всех и вся: реформу Гайдара, сделавшую его нищим, квартирантов-японцев, конечно, Ташу, просто свихнувшуюся от обладания «гринами», и наконец, себя, свою бесхарактерность и слабоволие. Но перелистывая в памяти пережитое, спрашивал: была ли то цепь случайностей или за всем таился скрытый смысл. Сказано же в Писании: ни один волос сам не можешь сделать черным или белым. Или, если вспомнить Слово Христа ученикам:
А у вас все и волосы на голове сочтены.
Алексея Николаевича давно томила мысль, что душа, количество в этом мире души — постоянная величина. И вся Эллада, с ее Гомером, Сократом, Софоклом, Еврипидом, Аристофаном, Праксителем (да разве назовешь всех!), была малолюдней любого района теперешней Москвы, с каким-нибудь затрапезным клубом Красных текстильщиков, переделанным в ночное казино с сауной. Количество всемирной души одинаково, оно не убывает и не прибавляется. И в один прекрасный миг оно втянет назад, в себя, и твою капельку. И вот. Не наступило ли время, когда рождающемуся дается лишь доля души, отчего нынешний мир и населяют полулюди, недолюди, нелюди? И какой веры и чувства греха можно ожидать от них, от нас, если и в нас нет полной души?
Ведь — даже страшно подумать — это апостолам молвил Господь:
Если бы имели веру с зерно горчичное и сказали смоковнице сей: «исторгнись и пересадись в море», то она послушалась бы вас.
Это Евангелие от Луки. А в Евангелии от Матфея мысль усилена:
Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас…
Рядом с Сыном Божиим апостолы и сам святой Петр — лишь люди, слабые и маловерные («что вы так маловерны», — говорит им Иисус).
И отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один.
А лодка была уже на середине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный.
В четвертую стражу ночи пошел к ним Иисус по морю.
И ученики, увидевши Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали.
Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь.
Петр сказал Ему в ответ: Господи! если это Ты, повели мне прийти к Тебе по воде.
Он же сказал: иди. И вышед из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу;
Но видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня.
Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорил ему: маловерный! зачем ты усомнился?
…отойди от меня, сатана, — обращается Господь к апостолу Петру, когда тот начинает искушать Его. И всеобщий смысл имеют Его слова: — «Кто отречется от Меня перед людьми, от того и Я отрекусь пред Отцом Моим Небесным».— Но кто, как не Петр — что провидит Иисус — отречется от Него трижды, «аще первый кур не пропоет»? Верно, бесконечно милосердие Божие. И сказано Им: