— Нет. Не занимался.
— Да-а-а? — Цуруока с подозрением сузил глаза. — А приходил на уроки побитый, словно поучаствовал в массовой драке?
— Помогал полицейскому.
— Ну, вот видишь? — он подмигнул Ямато. — Почти как шиноби.
— Ничего подобного.
— Да-да!
— Совсем нет.
— Да хватит, так и есть! — Цуруока фыркнул. — Да даже если и не так, то все равно ты исполняешь чьи-то приказы, выполняешь указания, тыры-пыры, все такое. Сама суть!
— Мимо.
— Ты всегда такой зануда?
Они уставились друг на друга, и Ямато тяжело выдохнул.
— Мне не нравится, когда на меня вешают такие ярлыки.
— Но это не ярлык! Ты настоящий герой! Для меня, — он рассмеялся. — Столько раз мою задницу спас, пальцев не хватит! Поцеловал бы в щечку, ну, знаешь, как награждают героев, но нет! Извини, но девушки сердцу милее!
Цуруока пихнул Ямато кулаком в плечо, после чего изобразил пальцами пистолетики. Это вызвало у Ямато слабое подобие улыбки, и, когда зазвучала сирена, огласившая участников о начале нового этапа, он отвернулся
Они вдвоем направились к выходу.
Сначала этап шел гладко, они не встречали ни единой «крысы» — находили лишь трупы.
Но, затем, из-за угла появилась фигура.
И в голове словно что-то щелкнуло. Как закончившаяся кадушка у кино-проектора.
После этого воспоминания Ямато напоминали отдельные не связанные фрагменты. Подобно испорченной пленке, на которой было видно лишь некоторые кадры, а при попытке вспомнить что-либо больше — начинала жутко болеть голова. Ямато не помнил лица той «крысы», которая выбежала им навстречу. Единственное, что отпечаталось в его памяти: звук выстрела. Затем, испуганное лицо Цуруоки. Брызнувшую на асфальт кровь. Сверкнувшее под блеклым светом фонарей лезвие ножа.
Когда Ямато «очнулся» — когда спала пелена, и он пришел в себя — место вокруг напоминало сцену из фильмов ужасов. Наверное. Он не помнил, как смотрел хоть один, но по какой-то причине память подкинула именно это странное сравнение. Кровь и вид чужих выпотрошенных кишок не казался ему чем-то ужасающим, но в данном случае… Вид тела того человека, что атаковал их, с размозженной по земле головой, заставил его лишь моргнуть. Теперь лица не разобрать. В свободной руке, помимо пистолета, лежал нож этого человека, с которого не переставала капать кровь.
Рукой он провел по лицу — то отчего-то щипало, и отстраненно уставился на оставшуюся на пальцах кровь. В отражении ножа, мутном, он все же сумел рассмотреть глубокую длинную царапину, идущую через переносицу на все лицо. Сейчас рана не болела, но затем, когда уйдет адреналин, он завоет. Нужно было разобраться со всем до того, как чувство боли настигнет его окончательно, и, согласившись с этой мыслью, Ямато медленно поднял голову.
Вокруг витали голограммы, парили камеры, напоминавшие небольшие зонды. Все это засняли. Все это стало достоянием Сети. Маскот, глупая голубая шиба, говорила миленьким голосом о его результате, но Ямато видел лишь то, как шевелится ее рот, не слыша ни единого слова.
Затем, Ямато обернулся.
И встретился взглядом с Цуруокой.
Тот смотрел на него все с той же глупой радостной улыбкой. Абсолютно неуместной. Зубы у него были окрашены в мерзкий рыжий, а из глотки чуть выше кадыка не прекращаясь лилась кровь. Ровный разрез, мастерский. Он долго не проживет, осознал Ямато. С такими ранами люди не выживают. Кожа по белизне могла сравниться с белым чистым снегом. И, когда Цуруока протянул к нему руку, дрожащую, ему стоило многого, чтобы не уронить ее на землю, Ямато резко присел перед ним и схватил ее.
Уже едва теплая.
Не жилец.
Цуруока пытался ему что-то сказать, но не мог вымолвить ни одного слова. На губах у него пузырилась кровь.
Он мучился, но продолжал ему улыбаться. Чудесный глупый человек. Не важно, как бы не пытался ты поддерживать остальных, как бы радостно не улыбался каждому дню, ни корпорации, ни наши покровители не защитят тебя и не принесут нужного покоя. Поэтому, решил для себя Ямато, таким человеком стану для тебя я.
Отчего-то эта мысль прозвучала в голове совершенно спокойно.
Словно незримая истина.
Он крепче сжал пальцы Цуруоки, прощаясь, а затем перехватил нож в руке. Лезвие зависло над адамовым яблоком.
И, помедлив, Ямато произнес:
— Я облегчу твои страдания.
Опустил нож.
И не моргнул.
Когда началась бойня, она наблюдала за ней с несвойственным ей интересом. Подперла голову рукой и сузила глаза, смотря прямо в экран.
Обычно «Крысиные Бега» не вызывали у нее какого-либо отклика. Кровожадное глупое зрелище для таких же бестолковых ублюдков, жаждущих крови и зрелищ. Но сегодняшние участники… один из них отчего-то привлек ее внимание. В нем не было ничего интересного, право слово. Кроме одной крохотной детали, заставлявшей ее следить за каждым его шагом.