— Трудность заключается в том, — сказал я ей, — чтобы найти напиток, достойный вашего исполнения всех этих поворотов, пируэтов и прыжков, имеющих таких заковыристые названия!
— У Сисси имеется ответ на крик вашей души. — Она легонько вздохнула. — Впрочем, она имеет ответы решительно на все вопросы, как мне кажется. Все дело в том, что ее воспитал полубезумный папаша-миллионер.
— Так что? «Черный бархат», что другое?
Она уперлась локтями в стойку бара и положила подбородок на руки:
— Вы найдете шампанское в холодильнике позади вас.
Я откупорил бутылку с искусством настоящего профессионала и наполнил бокалы.
— Выяснили ли вы, кто прикончил этого сукиного сына Антона? — безразличным тоном осведомилась она. — Полагаю, что нет, верно? Вы бы не стали работать допоздна, если бы нашли убийцу.
— Правильно, — кивнул я, соглашаясь. — Вот почему я первым делом отправился в этот дом, но только вы, ваши танцы и ваши короткие штанишки заставили меня совершенно обо всем забыть.
— Короткие штанишки? — переспросила она с интуитивным женским умением уловить самое главное. — Вы хотите сказать, что весь потрясающий балет, который я только что исполнила лично для вас, свелся лишь к этому? Неужели на ваш жалкий умишко произвели впечатление лишь мои голые ноги? — Внезапно она радостно заулыбалась. — Вы мне нравитесь, Эл Уилер! Нравитесь за все те немыслимые шуточки, которые вы отпускаете! Вы даже не представляете, что значит для девушки услышать столь потрясающий комплимент, когда ее вера в себя почти полностью разрушена соревнованием с такой всеми признанной секс-бомбой, как Сисси, которая постоянно шныряет по всему дому, не давая никому возможности показать себя.
— Ну как вы можете такое говорить, когда вы с ней закадычные подружки чуть ли не с первого класса, — поразился я, — мне стыдно за вас, Нэнси Копчек!
— Ох! — Ее улыбка исчезла. — Мне следовало догадаться. Бесценная Сисси не теряла времени даром сегодня утром в комнате Антона, поверяя вам девичьи тайны.
— Главным образом она говорила про своего отца. Последний из крупных воротил? Какой конец! — Я покачал головой, изображая свое восхищение. — Умер от сердечного приступа при пикантных обстоятельствах, так бы выразился доктор. Развлекался с исполнительницей танца живота импортного происхождения.
Наташа нарочито дерзко расхохоталась:
— Так вот что вам сообщила Сисси? Интересно, стихами или в форме старинной баллады?
— Так это неправда? — жалобным тоном произнес я; чувствуя, как мой новый идол закачался еще до того, как я в него хорошенько уверовал.
— Реймонд Сент-Джером, — замурлыкала Наташа, — однажды ночью был унесен в вечность из сарая, где они хранили взрывчатку, на одном из его собственных нефтяных участков.
— Как это случилось?
— Правильный вопрос… Множество людей, в том числе целая свора инспекторов страховой компании, были уверены, что это самоубийство, но ничего не сумели доказать.
— С какой стати такому богачу, как Сент-Джером, убивать себя? — спросил я чуть дрогнувшим голосом. — Все эти женщины, все эти деньги… у него было больше оснований хотеть жить, чем у пяти ученых-атомщиков, которых вы вздумаете мне назвать.
— Он почти полностью обанкротился, когда Фидель Кастро грабанул его кубинские вложения, — пояснила Наташа. — А тут же иссякли, как назло, две нефтеносные скважины. Тогда он истратил почти все, что у него еще осталось, на руднике в Перу…
— Олово? — поинтересовался я.
— Ну и потом, он же выплачивал колоссальные алименты, — безжалостно продолжала она, — содержать трех из четырех прежних жен, как мне известно, еще, как минимум, двое его бывших любовниц, которые получали от него ежемесячно чеки на три тысячи долларов…
— Шантаж?
— Скажем так: он дорого оплачивал их молчание.
— Выходит, все эти дамочки ему влетали в кругленькую сумму ежемесячно, — произнес я, не скрывая восхищения.
— Так всегда бывает. — Наташа принялась смаковать спиртное. — Хорошо помню одно лето года четыре назад. Сисси пригласила меня провести здесь каникулы, ну а мне ничего лучшего не светило. За все те четыре недели, которые мы торчали в этом доме, ее папаша ни разу не осмелился выйти наружу, потому что опасался, что одна из его скандальных женщин надумает нанять низко летящий вертолет и выследить его!
— Я воображал, что про его дом не знал никто, кроме Сисси и ее отца, до самой его смерти?
— Я была подругой Сисси, так что, очевидно, не шла в расчет. — Она пожала плечами.
— Одного никак не могу взять в толк, — медленно заговорил я, — как могло случиться, что со всеми этими многочисленными женщинами и финансовыми бедами он ухитрился оставить дочери огромное состояние?
— Еще при жизни он положил солидную сумму на ее имя, — спокойно пояснила Наташа, — к тому же он вел какую-то хитроумную страховую политику. Иначе чего ради все эти следователи из страховых компаний лезли из кожи вон, чтобы доказать, будто он покончил с собой.
Это был хороший ответ, его логика заставила меня потратить пару секунд на то, чтобы молча оплакать потерю своего нового героя. В итоге он оказался неплательщиком алиментов, скрывающимся от своих должников и утратившим от страха сон, ну что тут героического?
— И что означает это странное совещание двоих? — внезапно раздался хорошо поставленный голос.
На пороге стоял балетмейстер Лоренс Бомон, его красивое лицо сейчас чем-то напоминало сатира. Выглядел он потрясающе в черно-красном халате поверх белой шелковой пижамы. Его поседевшие волосы по-прежнему были тщательно уложены крупными волнами. У меня невольно мелькнула мысль о том, что, ложась спать, он надевал на голову сеточку и почти наверняка пользовался бигуди. Ну а спал-то он, вне всякого сомнения, подложив какой-нибудь крепкий валик под шею.
— Лейтенант прибыл, чтобы задать еще кое-какие вопросы, — пояснила Наташа со скрытым злорадством, — но когда понял, что все остальные уже в постелях, а он является истинным джентльменом, хотя и коп, то решил задать все свои вопросы мне одной, чтобы не беспокоить остальных.
— Какой деликатный лейтенант!
Бомон прошел к бару:
— Поверите ли, я просто обожаю вопросы. По-моему, с вашей стороны нечестно адресовать их все одной Наташе. Так что оставьте немного и на мою долю. — Он приподнял руку, отметая возможные возражения. — Я настаиваю!
Бомон придвинул высокий табурет к бару и положил обе руки на стойку.
— Можете спрашивать у меня все, что вам заблагорассудится, — сурово произнес он, — обещаю говорить одну правду.
Настороженно-расчетливый взгляд его холодных серых глаз сводил на нет добродушно-шутливый тон голоса. Через секунду он сообразил, что я изучаю его физиономию, и быстро перевел разговор на содержимое бокала Наташи:
— «Черный бархат»?
Его отлично поставленный голос внезапно стал действовать мне на нервы.
— Я просто обожаю «Черный бархат»…
Он деловито потер руки:
— Замечательно! Я выпью немножко, лейтенант!
— Это вы убили Антона Леквика? — резко спросил я.
— Я?
Его кустистые седые брови приподнялись, изображая изумление.
— Вы шутите, конечно? Беднягу Антона наверняка прикончил бродяга. Я вам это сказал сегодня утром, лейтенант. У вас поразительно короткая память для человека, занимающегося… как мы это точно называем… таким делом.
Я нашел стакан и две бутылки и придвинул Бомону, дабы он занялся самообслуживанием.
— Когда мне удастся найти бродягу, у меня появится возможность задать ему тоже несколько вопросов, — холодно отрезал я, — тем временем, поскольку вам не терпится дать мне правдивые ответы на все вопросы, я уважу вашу просьбу. К тому же у вас имелся мотив его убить.
Его рука внезапно дрогнула, шампанское полилось через край бокала.